| Наталья_К | Дата: Четверг, 28.12.2017, 00:50 | Сообщение # 1 |
|
Группа: Постоянные участники
Сообщений: 2255
Статус: Offline
| #эссе "Дорогой длинною. Трагический тенор эпохи", 22 декабря 2017
.
Янина Гончарова , опубликовано в ФБ ( с разрешения автора)
22 декабря на сцене Государственного Кремлевского дворца прозвучала программа Олега Погудина "Дорогой длинною. Трагический тенор эпохи", в основе которой песни из репертуара Александра Вертинского, Вадима Козина, Петра Лещенко, Юрия Морфесси, Сергея Лемешева и Федора Шаляпина, а также русские и украинские народные песни. Но первые четыре имени - фундаментальны для программы в целом. В название концерта вынесена строчка из стихотворения Анны Ахматовой, посвященного кончине Александра
Блока. Именно так Анна Андреевна лаконично и емко характеризовала ушедшего из жизни в 1921 году романтика русского слова - "трагический тенор эпохи". Олег Погудин использует цитату из Ахматовой для выражения единения между этими, такими разными, но бесспорно талантливыми людьми.
Выбор персон для данной смысловой компоновки музыкального материала говорит сам за себя. И не только голосовая характеристика и временной период их роднит, хотя из стройного списка теноров явно выпадают «баритон» Юрий Морфесси («Вы просите песен», «Бубенцы») и «бас» Федор Шаляпин («Элегия» Жюля Массне). Да и голос самого Погудина - природный родниковый тенор с недавних пор мигрирует в насыщенный баритон с теноровыми проблесками. Суть не в тембральной окраске. Скорее всего, для Погудина, важнее то, что все они - Вертинский, Морфесси, Козин и Лещенко, - были людьми сложными, противоречивыми, все они оказались на сломе двух эпох. Транслировать себя через столь многоплановых героев прошлого, значит, соотносить себя с ними, принимать их опыт на себя. И здесь уже настолько все серьезно, что можно говорить об идентификации Артиста со своими предшественниками.
Концерт "Дорогой длинною. Трагический тенор эпохи" - изящный поклон Олега Погудина прошлому, веку отболевшему, отгремевшему, стихотворно отзвучавшему, создавшему из боли, любви и смерти великолепные образцы искусства, по гармонии и форме приближающиеся к канонам музыкального мастерства. Погудин находит "болевые точки" этих людей и песен, и все первое отделение живет на болевом пике. Всем своим существом: телом, голосом, мимикой, глазами - пропускает через себя ток той эпохи, которая вскрывала сердца и жизни беспощадно, без наркоза, разлучала родных друг другу людей, отнимала последнее, бросала на самое дно бытования, но вдруг стремительно возносила наверх - к шуму-блеску, хвалебному пустословию, льстивому обожанию, нетерпению сердца. "Ваш выход, маэстро", - и вот кулисы выплевывают Артиста на сцену, в ослепительный свет, колючее море рамповых огней, где у его ног черная бездна зрительного зала, вздохи, шуршание платьев и программок, флер духов и мужское покашливание. Желание поглощать увиденное и услышанное, впитывать в себя стоящего на сцене человека, препарировать взглядами, узнавать, приближать к себе. А после, когда свет погаснет, сцена опустеет, в фойе молва людская пойдет в наступление, - беспощадно, до мельчайших деталей, до крохотных родинок Артист будет отполирован словами, мнениями, обласкан, подвергнут подробному изучению: как был одет, как смотрел, как танцевал, какой прекрасный у него маникюр... А напоследок: "Нет, он все-таки хорош, так "Элегию" не пел еще никто!", - на финальном аккорде уже со вздохом: "Он опять превзошел себя", - и последний глоток кофе подводит итог этой битве. Молва опять выиграла. Артист любим и точка. Так было во времена Вертинского, так дела обстоят сейчас.
Олег Погудин вечером 22 декабря вышел за рамки привычной для нас песенной реализации. В большей степени он был
драматическим актером, главным действующим лицом моноспектакля из четырех частей, каждая из которых посвящена отдельному герою. Александр Вертинский. Юрий Морфесси. Петр Лещенко. Вадим Козин. Ему удалось всех их, таких разных, драматичных, одаренных, поместить в гармоничное пространство не только этого музыкального спектакля. Все они живут в нем самом, как четыре жизненно-важных элемента. Сам же он - пятый элемент (как в одноименном фильме Люка Бессона), необходимый ключ, запускающий общее космическое взаимодействие. Для нас Вертинский, Лещенко, Морфесси и Козин - люди прошлого. Погудин наш современник, и через него мы обретаем необходимый угол зрения и высоту, чтобы понять особенную ценность этих людей.
Любой спектакль имеет кульминацию, «пик» восхождения всего действа, то, к чему сводятся актерская задача и сверхзадача. Свое восхождение на «пик» Погудин начал с Романса Надира из оперы Жоржа Бизе «Искатели жемчуга», очень сложного и красивого произведения, с которым в свое время блистали Сергей Лемешев, Леонид Собинов и Тино Росси. Олег Евгеньевич спел его так, словно хотел сразу пройти самое трудное, что требует большой концентрации и преодоления. Пел сосредоточено, "играл на нервах" - своих и зрительских, вершинно, издалека, старательно доводя каждый звук до овершенства. Волнение артиста мгновенно передалось залу: было видно, как зал замер - "сможет или нет...". И вот финал романса. Все выдохнули. Вершина покорена. Погудин спускается в долину Вертинского. Но отдыха не будет.
Почти все первое отделение концерта посвящено Вертинскому. Восемь песен, восемь пронзительных поэтических выкриков о жизни, любви, смерти и одиночестве Александра Николаевича. В одном интервью начала года Олега Погудина спрашивают: "В чем Вы как Вертинский?". Олег Евгеньевич уходит от прямого ответа, но дает его сейчас, на концерте 22 декабря в Кремлевском дворце. Нежность, строгость, временами жесткость, - внутренняя и внешняя, - ирония и самоирония, прочность душевного сплава, трагическое восприятие окружающего мира, осознание «неправильности» бытия, и при силе характера еобычайная душевная ранимость — вот, что роднит Погудина и Вертинского. Именно это высветили люстры Кремлевского дворца и обнажили прозвучавшие песни. Мне могут возразить: у Погудина есть целая программа "Вертинский", которую он исполняет много лет подряд. Да, но именно сейчас в обрамлении песен Козина, Морфесси и Лещенко видна его трагическая основа. Именно в этом сопутствовании так явственно проступает солирующая партия Вертинского, и становится понятно, почему они - Вертинский и Погудин - так гармонично
сочетаются на сцене.
Вокально Вертинский был непривычно инородным даже для своего времени — пел нарочито жеманно, будто намазывал крем на французскую булочку, его грассирование и прононс временами раздражали, да и вся лирическая картавость производила
впечатление чего-то ненастоящего, происходящего понарошку. Погудин же, напротив, серьезен, экспрессивен, энергичен, каждая строка бурлива и стремительна. Его эмоциональное выражение не хаотичное, но строго организованное, жесты, подкрепляющие вокал, чертежно-точны, векторны. Ничего лишнего, только архитектурная правильность музыкальных линий в потоке переживаний и погружения в песню. Но странным образом на песнях «Мадам, уже падают листья», «Дни бегут», «Бразильский крейсер», «Прощальный ужин», «В степи молдаванской» (в ней наиболее явно), «Матросы» заметно душевное совпадение Погудина и Вертинского, их психологическая зеркальность.
Кульминацией первого отделения становится редко исполняемый Олегом Евгеньевичем романс «Из петербургской гавани...» собственного сочинения. И это ключ ко всему скрипту, ко всей программе. В ней открывается тот первоначальный Погудин, которого далеко не все его поклонники знают. Юный, доверчивый, застенчивый мальчик, увлекавшийся белогвардейским движением, впустивший в себя боль и разлом 90-х годов, влюбленный в белые ночи Петербурга, его пахнущие илом воды каналов. Всмотритесь, эта «першпективная» геометрия петербургских улиц есть в нем самом, в построении каждой его программы, в его пластике. А эта суровая нежность северного города - в глазах интроверта, в речи, когда каждая фраза - взвешена и знает свое место, в тембре голоса — вежливого, но строгого. Этот романс - горькое признание в любви родному городу, отсылка, опять-таки, к трагическому историческому прошлому (периода Гражданской войны и непосредственно к Александру Колчаку, вдохновителю Белогвардейского движения). Но не только. Романс становится отправной точкой, из которой выходит вся программа в целом и жизнеописание ее героев.
Во втором отделении Погудин меняет бархатный костюм первого отделения на классический фрак, на его левой руке появляется золотой перстень с изумрудно сверкающим камнем. Но опять же звучит Вертинский, связующее звено между неизбывной тоской начала и любовной тоской последующих коллизий. Если в первом отделении он отдает все действие на откуп драматическим проявлениям, - артистическая экспрессивность, порой выходит на первый план, оттесняя великолепный вокал, - то во втором Погудин возвращается на стезю вокалиста в полной мере. «Изломанного» Вертинского оттеняют песни из репертуара Вадима Козина «(«Осень») и Петра Лещенко («Ах, эти черные глаза», «Мое последнее танго», «Девонька милая»). «Девонька...», также давно не исполняемая Погудиным, в этот вечер прозвучала с особой нежностью, совсем по-новому, невероятно сблизив Артиста и зрителей, словно поток очень серьезных чувств, важных для сердца, прорвал незримую дамбу, так, что отчетливо поверилось в возможность любви.
Большим счастьем и открытием стала «Элегия» Жюля Массне, - очень красивое произведение, - ранее исполнялась Федором Шаляпиным, но в трактовке Олега Евгеньевича засверкала новыми гранями. И опять все затаили дыхание, и в этом общем замирании ощущался посыл самого Артиста, его душевный выплеск в зал.
Следуя принципу «от частного к общему», Погудин вполне логично завершил концерт песней «Россия» на стихи Александра Блока, закольцевав исходный посыл общего замысла, выраженный в названии «Дорогой длинною. Трагический тенор эпохи», произведением на стихи поэта. Так песенное признание Петербургу собственного сочинения он связал с поэтическим текстом классика.
Вообще на протяжении всего концерта не отпускало понимание, как мудро и точно выстроено все это драматургическое действие. Как соотносится образ Погудина со сценографией, оформлением сцены, и даже стойка микрофона по велению артиста из неодушевленного предмета превращается в его невидимого партнера, судя по тому, как осторожно, «в ритме танца» он переносил ее с места на место. Вообще все его существование на сцене было сродни балетной партии: он невероятно пластичен и телом и голосом.
Голосом особенно - то вокальной "пробежкой" пересекает невидимое пространство, то вдруг, закрепившись в центре сцены, крутит немыслимое "фуэте" но не на месте, а будто по спирали, поднимаясь, раскручивая музыкальную пружину. И, наконец, наверху, под небесным куполом, останавливается. Но пружина не разжимается полностью. До конца концерта волевым усилием и профессиональной концентрацией он удерживает ее в себе в сжатом состоянии, чуть ослабляя лишь на народных песнях («Бубенцы», "Жигули", «Комарик», ). Отпускает пружину лишь на "бисах" («Дорогой длинною», «Камнем грусть висит на мне», «Магнолия»), когда свободное пространство между сценой и первым рядом заполняют зрители, благодарные, восхищенные, в руках - цветы, подарки, мобильные телефоны в режиме включенного видео, людская река подходит вплотную к Артисту, подхватывает, несет в потоке. Он волнуется, улыбается, то отступает вглубь сцены для песенного зачина, то в танце подходит совсем близко. Желанно близко, на одном танцевальном движении опасно скользит, но, удержав равновесие, триумфально завершает свое путешествие в эпоху сколь
трагическую, столь прекрасную. Еще раз, бисируя, оглядывается на Вертинского, исполнив его ироничную "Магнолию". И, наконец, возвращается из прошлого в день сегодняшний, в День своего рождения, к ликующим, счастливым людям, оставляя позади очередную покоренную вершину, на которую он может вернуться в любой момент - программу "Дорогой длинною. Трагический тенор эпохи", изумительное по наполнению и исполнению единое произведение, "золотое сечение" его творчества.
https://www.facebook.com/janinag....f=story
P.S (к предыдущему посту)
Никакие жизненные бытовые коллизии не способны затмить послевкусие от концерта Олега Погудина 22 декабря в Государственном Кремлевском дворце. Память высвечивает вспышками отдельные мгновения, которые вроде бы забылись, но теперь, поднявшись со дна памяти, согревают, вдохновляют. Вот, уж, действительно, только подлинное искусство способно так прорастать в душе, поселяясь в ней навсегда. Вспоминаются улыбка артиста, его легкие вальсирующие движения, проходы под такты танго, изящный полет рук. И феерически теплый финал, когда зрители, повинуясь сердечному порыву, устремились к сцене, не сдерживая эмоций, скандировали "Спасибо" и "С Днем Рождения", а он, уступая их просьбам, пел снова и снова, три песни подряд, на "бис". Благодарность, радость, восхищение, ликование - цветы, сияющие глаза, не устающие хлопать руки. Казалось, словно все присутствующие перенеслись в удивительное измерение, живущее по законам любви и гармонии.
Так хочется снова пережить эти благодатные мгновения, увидеть то, что ускользнуло от внимания во время первого просмотра, еще раз пережить это редкое состояния погружения в таинство, пройти путями удивительных артистов начала ХХ века, ощутить единение с замечательным Мастером сегодняшнего дня, что так щедро делится с нами богатством своего сердца и таланта. Будем надеяться, что программа "Дорогой длинною. Трагический тенор эпохи" пополнит профессиональную коллекцию Олега Евгеньевича, что даст нам возможность в последующем увидеть ее еще не раз.
Текст: Янина Гончарова
https://www.facebook.com/janinag....f=story
"каждый выбирает для себя тот голос, который скажет вдруг «ему, и никому другому» что-то неотвратимо важное для его личного бытия". (Ким Смирнов)
|
| |
| |
