| Маргарита | Дата: Четверг, 21.03.2013, 14:13 | Сообщение # 1 |
|
Группа: Постоянные участники
Сообщений: 2023
Статус: Offline
| «В столице должен быть памятник Шостаковичу»
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
В Большом зале Московской консерватории прошли концерты, в которых прозвучали новые произведения митрополита Илариона (Алфеева) – фуга на тему BACH для струнного квартета и оркестра и цикл «Песни о смерти» на стихи Гарсия Лорки. Наш разговор с богословом и композитором в преддверии Международного дня поэзии начался с них...
– Почему много лет назад вы – в то время совсем молодой человек – задумались о смерти, прониклись поэзией Лорки, темой Испании?
– Между русской и испанской культурами уже в XIX веке обнаружилось некое таинственное родство. Первым, кто серьёзно заинтересовался испанской музыкой, был Глинка; он заложил всю композиторскую традицию XIX столетия. А далее многие великие русские композиторы в той или иной степени шли по его стопам: и это, конечно же, Римский-Корсаков и Чайковский… Сам Гарсиÿ Лорка в одной из своих лекций говорит о связи между русской музыкой и испанской культурой. В 70-е годы XX столетия Дмитрий Шостакович одно из самых глубоких и трагических своих сочинений – Четырнадцатую симфонию – начал с двух стихотворений Гарсия Лорки. Оба они посвящены теме смерти, у Лорки эта тема – ключевая, тема номер один.
– Как вы познакомились с творчеством поэта?
– Когда я учился в школе, многие увлекались поэзией Лорки. Большую популярность тогда получила его великолепно изданная книга «Лирика»: большинство стихов были даны в переводе замечательного знатока испанской поэзии Анатолия Гелескула. А мне вместе с мамой посчастливилось познакомиться с самим поэтом-переводчиком. Помню, встреча наша продолжалась до четырёх часов утра: Анатолий Михайлович имел обыкновение функционировать по ночам, его рабочий «день» заканчивался, когда уже светало. Он много рассказывал об испанской поэзии, показывал интересные образцы испанской музыки, в том числе редчайшие пластинки с записями народного деревенского пения канте хондо. Гарсия Лорка посвятил этому жанру лекцию и цикл стихотворений. Он был потрясающе музыкально одарён.
– Этот год объявлен Годом России–Германии. Диалог двух стран начался очень давно. Как это, на ваш взгляд, повлияло на русскую культуру?
– Между нашими странами существуют очень тесные связи, но, к сожалению, взаимная история двух народов была трагической, и никогда из нашей памяти не изгладится страшный опыт войны. Если говорить о моментах взаимного культурного влияния, то оно всегда было очень сильным. В XIX столетии русские философы чрезвычайно увлекались сначала немецким идеализмом, а затем немецким материализмом. Можно говорить и о сильном влиянии немецкой поэзии (например, Иоганна Вольфганга Гёте) на русских поэтов, а также немецкой музыки на русских композиторов. Неслучайно Глинка брал уроки в Берлине у знаменитого педагога Зигфрида Дена. Считалось, что овладеть мастерством контрапункта в Германии – это значит достичь в музыкальном искусстве высшего пилотажа. Огромное влияние на нашу музыкальную культуру (особенно XX века) оказал Иоганн Себастьян Бах. В год юбилея Баха Дмитрий Шостакович написал свои замечательные Двадцать четыре прелюдии и фуги, как бы подражая Хорошо темперированному клавиру. Это очень светлое сочинение, классическое – по своей форме и по-настоящему «баховское» – по содержанию. Я думаю, что связи между двумя культурами нужно постоянно выявлять, к ним нужно постоянно возвращаться.
– Вы уже дважды называете имя великого русского композитора Шостаковича. Ваше отношение к его творчеству какое-то особенное?
– Шостакович – величайший русский композитор. Ни одного композитора XX века я не поставил бы рядом с ним, нет ему равных по масштабу. Но удивительно, что в Москве, где Шостакович прожил основную часть жизни, где он написал свои лучшие сочинения, до сих пор нет памятника Шостаковичу. Я знаю, что Союз композиторов прилагал определённые усилия для того, чтобы такой памятник был создан, но они не увенчались успехом. Мне очень хотелось бы, чтобы к 40-летию со дня смерти композитора (2015 год) в Москве появился памятник Шостаковичу, великому сыну русского народа. Тем более что уже поставлены памятники композиторам меньшего масштаба, например Хачатуряну.
– Кто из представителей русской культуры является для вас олицетворением духовного просветителя?
– Я думаю, что все наши великие писатели, художники, композиторы были носителями духовных ценностей. В русской культуре XIX–XX вв. сохранялась мощная христианская струя, было сильное влияние православия, несмотря даже на те гонения, которые обрушились на нашу Родину в XX веке, несмотря на настойчивое желание богоборческой власти переписать историю и вытравить религиозную составляющую из нашей культуры.
– «Исповедь сына века» – знаменитый роман Альфреда де Мюссе. Какие произведения русских писателей вы могли бы охарактеризовать как исповедь сына века?
– Таких произведений довольно много, ведь русские писатели и поэты в своих произведениях раскрывали себя, свой опыт, достоверно показывали свою эпоху. Я думаю, что «Герой нашего времени» Лермонтова – это классическая исповедь молодого человека XIX столетия, в которой раскрываются все идеалы и проблемы той эпохи. «Евгений Онегин» – ещё одна исповедь, образ русского человека, лишённого высших идеалов и поглощённого суетными, мирскими заботами. «Обломов» – тоже «исповедь». «Исповедь» Толстого – сочинение в другом жанре, но опять же автобиографическое, по-своему сильное, раскрывающее истоки духовной трагедии писателя…
– Какой литературный сюжет или текст сильно потряс ваше воображение в детстве?
– В детстве я очень много читал, иногда по 500–600 страниц в день. Чтение составляло очень значимую часть моего внутреннего опыта, развития и становления. Но я думаю, что ни один автор на меня не оказал такого сильного и глубокого влияния, как Гарсия Лорка. Он был не просто одним из моих любимых поэтов, он был для меня поэтом номер один. Я очень многое в искусстве воспринимал именно через призму его поэзии. Для меня он всегда был и остаётся образцом чистой поэзии – поэзии, совершенно лишённой какой бы то ни было идеологической нагрузки. Чуть позже таким же образцом для меня стал Ван Гог – художник, который всю окружающую реальность преломлял через своё собственное очень яркое и самобытное видение. Как и Гарсия Лорка, он придавал окружающей реальности совершенно особое поэтическое и художественное выражение.
– Перефразируя слова Эмиля Золя, «он не умел философствовать, но он знал, как нужно писать картины, – и этого достаточно»?
– Я считаю, что, как только художественное творчество становится на службу какой-либо идеологии, оно утрачивает самое главное – поэтическую составляющую. В этом смысле искусство само по себе не идеологично. Лучшие его образцы были вдохновлены либо религиозными идеалами, либо тем внутренним миром художника, который позволял ему особым образом преломлять реальность и передавать это людям. Когда читаешь стихи Гарсия Лорки, то самые обыденные предметы вдруг предстают в совершенно непредсказуемом, оригинальном свете. И ты просто через эту поэзию учишься воспринимать реальность так, как её воспринимали поэты, видеть то, что не видно невооружённым глазом.
– В чём же, по-вашему, призвание творцов?
– Мне довелось несколько лет назад посетить Овер, местечко, где Ван Гог провёл свои последние семьдесят дней жизни. В этом городе и в его окрестностях очень много мест, которые Ван Гог запечатлел на своих полотнах и которые практически не изменились с тех пор. Там стоит знаменитая церковь, а перед ней – стенд, на котором репродукция картины художника с изображением той же церкви: поля в окрестностях Овера, изображённые художником, сохранившееся здание мэрии. Это очень поучительный опыт, когда ты видишь предмет в реальности и тот же самый предмет в изображении художника – как бы преломлённым через его внутреннее видение. Я думаю, именно в этом заключается высшее призвание поэта, художника, композитора.
– Какое литературное произведение могло бы вдохновить вас на создание крупного музыкального сочинения?
– В последние годы я писал музыку только на религиозные сюжеты. Для меня источником вдохновения является Евангелие, которое легло в основу «Страстей по Матфею» и «Рождественской оратории», богослужебные тексты православной церкви, которые я ежедневно читаю и слушаю, участвуя в богослужении, а также некоторые произведения религиозной поэзии, например, псалмы, которые я взял за основу симфонии «Песнь восхождения».
– В музыке существует понятие «ритм». Он даёт ощущение жизни. А каков ритм вашей жизни? Можно ли сказать, что существует некий ритм духовной жизни?
– Ритм моей жизни внешней очень напряжённый, он обусловлен теми многочисленными послушаниями, которые на меня возложены и которые не позволяют мне иметь выходные, отдохнуть, расслабиться. Весь мой день до позднего вечера расписан по часам. В таком ритме я живу уже долгие годы, и я к нему привык. Но есть ещё внутренний ритм, который очень важно сохранять для того, чтобы не потерять внутреннюю цельность, самообладание, не потерять внутренний мир, потому что когда человека обстоятельства жизни пытаются растаскивать по частям, то сохранять этот внутренний стержень и внутренний мир – очень важно. Внутренний ритм не совпадает с ритмом внешней жизни, который очень легко может нарушить внутреннюю гармонию. Главным средством для сохранения внутреннего мира и внутренней тишины является, конечно, молитва. Молитва – то, что помогает нам, и священнослужителям, и мирянам, членам церкви не погружаться в суету, даже когда эта суета со всех сторон к нам подступает.
Беседовала Татьяна ЭСАУЛОВА
Статья опубликована :
"Литературная газета"
№12 (6408) (2013-03-20)
http://www.lgz.ru/article/21161/
Dum_spiro,_spero!_(лат.)
Пока_ дышу,_надеюсь!
|
| |
| |
