| Маргарита | Дата: Пятница, 06.09.2013, 17:06 | Сообщение # 1 |
|
Группа: Постоянные участники
Сообщений: 2023
Статус: Offline
| Да здравствует талант!
Васильева Лариса
Знаки судьбы – дело тонкое. Чаще всего люди, занятые повседневностью, их не замечают, а кто замечает, без труда может понять, что каждый знак многозначен, имеет смысл и предназначение. О чём это я? А вот о чём: пять раз в разные годы прилетала на Сицилию, итальянский остров, знаменитый действующим вулканом Этна и… мафией. Пять разных Сицилий прошли через мою жизнь. Что бы это значило?
1. Шипы без розы и роза без шипов
В начале 70-х двадцатого века молодые поэты шли по набережной Палермо. Нас было двое, плюс переводчик, посланцев от иностранной комиссии Союза писателей СССР, для участия в конкурсе. Предстояло читать свои стихи и, если повезёт, получить какой-нибудь одобрительный знак: грамоту, например. Конкурс назывался «Роза Петрарки», в нём должны были участвовать поэты из разных стран, вплоть до Китая и США.
Мечтать о победах не было особых оснований. Русского языка не предполагалось. Синьор Лентини – организатор и председатель жюри конкурса сообщил, что конкурс устроен для развлечения постояльцев отеля, где нас поселили, и призы конкурса весьма условны. Незнание русского языка – не помеха, нужно лишь красиво читать свои стихи.
Ни на что не рассчитывая, любовались мы Палермо, древнейшим центром искусств и культур.
Первые люди жили на месте Палермо ещё в верхнем палеолите. Сицилийская поэзия зарождалась именно здесь.
На осенней набережной торгуют зрелыми фруктами в таком изобилии, какого мы, советские люди, до сих пор не видели. Набережная пустынна. Один фрукт, неизвестный нам, особенно привлёк внимание: продолговатый, как спелая груша, розовато-жёлтый, в пупырышках.
– Фейх оф Индия,– пояснил наш переводчик слова торговца, – нечто среднее между ананасом и грушей.
Очень хотелось попробовать. Один фунт этого фрукта, по штуке на каждого из нас, стоил недорого. Я, широким жестом, отдала часть суммы, выделенной мне на командировку нашим Союзом писателей. Все трое схватили каждый по фрукту, не слушая того, что говорил нам торговец, протягивая плоды на бумажной тарелке. Вонзили зубы в привлекательную мягкость плода.
О, ужас! Множество острых иголок вонзилось в наши губы и щёки. Оказывается, торговец, продавая плоды, предупреждал, что их нужно очистить, прежде чем есть. Боль была нестерпима. За полчаса нам всё же удалось освободиться от иголок. Я чувствовала себя неловко от того, что так неудачно угостила спутников.
Этим же вечером начался конкурс «Роза Петрарки» в саду отеля, где собралась, на мой взгляд, шикарная публика: мужчины в чёрных костюмах и дамы в меховых накидках, несмотря на жару.
Конкурсантов было человек пятнадцать, и за два вечера все выступили. Жюри, председателем которого был синьор Лентини, объявило результаты.
Третью премию, диплом и значок в образе серебряной розы, получил испанский поэт Хорхе Хусто Падрон, тёмноволосый красавец, сердцеед.
Вторая, со значком золотой розы, досталась американцу Лоренсу Ферлингетти со стихами, похожими на автора, абстрактными, скучными и самовлюблёнными.
Первую премию, настоящую розу на длинном стебле без шипов, вынесли мне. Роза цвета тёмного бордо была огромна и прекрасна. Я её не ждала. Стояла растерянно. Под аплодисменты, как победительница, читала «Я помню чудное мгновенье» Пушкина, понимая, что никто всё равно не знает русского языка, пусть наслаждаются гениальной музыкой пушкинского стихотворения.
– Ты огорчена? – спросил синьор Лентини, посадивший меня между собой и нашим переводчиком.
– Счастлива...
– Роза через два дня завянет. Её придётся выбросить. Видишь, в руках у меня коробочка – в ней эквивалент твоей настоящей розы, брошь из белых сапфиров. Береги её. Это твоя первая иностранная премия, не так ли?
Берегу по сей день. Она впрямь более похожа на брошь, чем на премиальную награду. Хоть бы нацарапали на ней название конкурса «Роза Петрарки».
– Что ты хочешь увидеть здесь, на Сицилии? – спросил меня синьор Лентини. – Выполню любое желание.
– Мафию.
Ничто более интеллигентное не пришло в мою разгорячённую голову.
Он удивлённо посмотрел на меня. Простёр руку в парк, на публику.
– Вот они, перед тобой. И я тоже.
Может, мы неточно понимаем слово «мафия»? – подумала я тогда.
2. Кармелло
Никому в Москве я своей премией не хвасталась. Мой спутник, не получивший премии, тоже помалкивал. Переводчику мы оба не нужны. Будучи в стороне от литературных групп, я не интересовала журналистов. Но факт моей победы, видимо, лежал в основе второй поездки на Сицилию. На сей раз предстояло лететь в другую часть острова, в город Катанию, туда, где Этна – самый большой из европейских действующих вулканов. Я увидела в иллюминаторе самолёта гигантскую чашу кратера, наполненную огнём, и ослепительную реку, вытекающую из кратера.
Нас было четверо. Один – известный в СССР специалист по итальянской литературе. Он сразу предупредил делегацию, что не будет нам переводить, потому что не является переводчиком, а сам литератор. Сделал, правда, исключение для главы делегации – одного из секретарей Союза писателей. Эти двое были привилегированной частью группы. Командировочные деньги на поездку находились у главы делегации. Он сообщил, что раздаст их утром следующего дня, потому что сейчас вечер, а по старинной примете (я о ней прежде не слыхала) вечером лучше не оперировать с деньгами.
Вторая, непривилегированная часть делегации, состояла из меня и молодого, но уже знаменитого писателя Юрия Полякова, чьей повестью «Апофегей» зачитывались у нас в те дни, когда мы вместе с ним оказались на Сицилии. Стройный, кудрявый, уверенный в себе мол’одец Поляков был известен также стихами. Прочитав их впервые, я увидела будущего прозаика. И не ошиблась.
Делегация сидела за ужином в ресторане живописного городка Ачиреале, вблизи Катании, разделившись на две части: мы с Поляковым – справа от прохода, глава делегации с итальянистом – слева. Последний наслаждался тем, что находится в Италии (можно понять), что может в ресторане показать всем (кроме нас более никого не было) своё блистательное произношение, наконец тем, что выбирает блюдо со звучным названием и понимает, какое получит удовольствие.
– Кармелло, Кармелло, – распевал наш итальянист имя официанта и долго, скрупулёзно объяснял ему, чт’о’ будет заказывать, меняя решения, заменяя одно блюдо другим.
Он явно раздражал пожилого официанта с лицом усталой птицы. Официант явно предпочитал меня и Полякова. А мы сидели без копейки, и оба были изрядно голодны.
– Парадокс, – то ли удивлялся, то ли возмущался Поляков. – Мой «Апофегей» издан уже полумиллионным тиражом, если бы рубли можно было менять на лиры, я бы мог накормить ужином весь этот городок.
Я ползала взглядами по меню. Наконец выбрала самые дешёвые бутерброды с сыром. Но и на них не было денег.
Сделать пять шагов к руководителю делегации мы оба считали ниже своего достоинства, неизвестно, впрочем, почему.
– Кармелло, Кармелло, – заливался соловьём советский итальянист и вновь и вновь менял заказ.
Кармелло оставался невозмутимым, выражая раздражение лишь неторопливостью, с которой подходил к их столику. Когда Кармелло, через мой английский, понял, что мы с Поляковым сидим без денег, он почему-то широко улыбнулся мне. Улыбка сделала его унылое лицо почти прекрасным. Он быстро отошёл от нас и через несколько минут, ещё не обслужив наших привилегированных спутников, принёс нам с Поляковым по огромному блюду, где была знаменитая итальянская паста со множеством моллюсков всех видов, с диковинными овощами, и отдельно хлебные лепёшки, а также бутылку белого вина со звучным названием «Belissimo».
Поляков, поджав губы, удивлённо смотрел в свою роскошную тарелку и не рисковал начинать. Я тоже не рисковала. Кармелло захотел всё поставить на свои места. Он наклонился ко мне и внятно, чётко сказал по-английски:
– Ваш ужин я включил в презент гостям от хозяина за то, что вы выбрали его отель. У нас в ресторане старший официант имеет право раз в неделю определять, кому из гостей он отдаёт бесплатную привилегию. Я выбрал вас. Приятного аппетита.
Быстро объяснила я Полякову появление ужина. Он ещё быстрее всё понял. И вот уже мы чокаемся белым вином, не слушая ворчания возмущённого итальяниста, всё ещё ожидающего своего блюда.
По сей день мы с Поляковым помним имя и лицо старшего официанта – Кармелло.
Тонкий народ итальянцы. Особенно сицилийцы.
3.Второе дыхание Зои Кременецкой
Кто-то сказал, что энергией Зои можно напитать целую электростанцию. Готова с этим согласиться. Зоя пронизана музыкой от волос до пят. У неё абсолютный слух и к звуку, и к слову. Оказавшись с нею в одной поездке в том году, когда рухнул телеканал «Останкино», я почему-то не сомневалась: Зоя не только не пропадёт, а найдёт себя в новом времени, ничуть не изменяя своему призванию служить музыке.
Многие телевизионные программы Первого канала, среди которых «Фабрика звёзд», «Большая премьера», «Премия ТЭФИ», без созвучия с работой Зои не стали бы событиями. Но чем больше и заметнее были её успехи, тем теснее становились ей рамки официальных условностей.
Такое состояние я называю желанием свободы и могу дать совет любой творческой личности: чувствуешь силу, дерзай! Возраст не имеет значения. Знаю на своём опыте. В двадцать шесть лет рискнула уйти с хорошей службы в международном женском журнале на вольные хлеба, писать стихи, хотя никто не собирался их печатать. Сейчас была бы пенсионеркой давно не существующего журнала, а сегодня о пенсии даже подумать нет времени.
Так и Зоя. Ушла якобы в никуда с успешной работы на Первом канале, а сегодня она – продюсер международной программы «Да здравствует талант!».
Это она уговорила меня преодолеть страх перед аллергией на вулкан и лететь на Сицилию председателем жюри конкурса, где слово «талант», словно величина, определяющая меру безмерного, порой неподвластного определениям.
Зое бывает тяжело в работе, но она бесстрашно улыбается любой трудности. И окружают её особенные люди. Среди них те, кто вошёл в состав жюри: Наталья Нормухамедова – актриса до мозга костей, заслуженная артистка Узбекистана. У неё голос молодеет с годами. А душа – бездонна. Переживает за участников конкурса так, словно её собственная жизнь на волоске.
Александр Филиппов, художественный руководитель народного детского ансамбля «Калинка», пронизан движением, музыкой, жестом.
Елена Шумилова, руководитель Большого детского хора радио и телевидения России, буквально сливающаяся с детьми каждым движением и звуком.
Не буду перечислять всех судей, боюсь не успеть назвать участников.
Зоя Кременецкая сумела сделать из фестивального стереотипа свирельную, уникальную формулу мечты.
Кастелламмаре, большой сицилийский курортный комплекс с видом на живописную гряду вулканического происхождения, где в течение недели все туристы и курортники оказывались невидимыми цепями прикованными к эстраде с настоящей луной справа, словно декорацией, где происходил от начала до конца задуманный Зоей детский, на грани с молодёжным, фестиваль песни и танца «Да здравствует талант!». Второй раз собирает здесь Зоя детей и подростков, в основном из России, чтобы они показали себя. На сей раз отличились не только Москва и Петербург, но и Нижний Новгород, подаривший фестивалю яркую участницу Валерию Петрову – замечательную красавицу, по-моему, уже готовую эстрадную певицу. Единственно чего не хватает ей – столь свойственной современной эстраде пошлости, и это отсутствие было для меня словно открытие: оказывается, жанру легко возвыситься, оставшись собой. Валерия получила Гран-при. Ансамбль «Стрекоза» тоже из Нижнего Новгорода и тоже получил Гран-при за профессиональное многоголосие и молодую энергию.
Лев Кошкаров – ещё ребёнок, но уже мастер одарить присутствующих романтическим и одновременно ироническим звучанием песни «На большом воздушном шаре». Он получил Гран-при.
Премию «Дебют» увезла домой, в Кабардино-Балкарию, самая юная участница, шестилетняя танцовщица Сонечка Дышекова в чудесном национальном костюме, сшитом руками её бабушки.
Творческие коллективы, песенно-танцевальные группы с одарёнными солистами, соревнуясь, выигрывали свои места: «Академия мюзикла», Большой детский хор радио и телевидения России, хореографический ансамбль «Радость», студия «Маэстро». Они получили призы и наградные кубки.
Что будет дальше с теми, кто победил на фестивале? Нельзя сказать определённо. Всё зависит от многих причин. Наверное, поэтому не стану я здесь давать прогнозы, предполагать сюжеты дальнейших побед и поражений. Это дети или подростки. Будут меняться голоса и фигуры, будут меняться учителя в тех или иных группах, всё зыбко и неопределённо. Однако хочу сказать: остановись мгновение под луной у залива Кастелламмаре, где только что закончился фестиваль, организованный Зоей Кременецкой, сказавшей себе: счастье – отдавать свой талант детворе, желающей показать свои таланты.
У Зои второе дыхание налицо. Чувство свободы творчества наполнено и вдохновенно. Она выглядит моложе, чем двадцать лет назад, когда я познакомилась с ней, звукорежиссёром Центрального телевидения. Она была тогда одной из многих. Сегодня – единственная в своём роде. Такое случается с теми, кто рискует выбрать свободу творчества и дать другим почувствовать её.
 4.Моя привилегия – Маша Кузнецова
На фестивале «Да здравствует талант!» я была председателем жюри впервые в жизни. Вообще всегда считала себя не вправе судить кого бы то ни было на творческом конкурсе, вспоминая свою победу в Палермо, где настоящая роза оказалась выше золотой.
Зоя Кременецкая, не без труда уговорив меня возглавить жюри конкурса «Да здравствует талант!», сказала о моей привилегии: независимо и смело выделить кого-то среди участников, кого сочту самым талантливым. И вручить ему призовой кубок от председателя жюри.
Вот уже много лет знаю я это ощущение – чувствовать талант в другом человеке. Ничего исключительного, это могут многие. Виктор Фёдорович Боков, блистательный поэт, безошибочно угадывал поэтическое в других людях. Знаю нескольких поэтов, благодарно помнивших, как Боков открыл каждого из них: Андрей Вознесенский, Владимир Дагуров, Ольга Юрикова, Нина Краснова, другие и я в том числе.
На протяжении фестиваля в Кастелламмаре я втайне надеялась, что смогу среди участников найти того (или ту), в ком увижу особо яркий талант, не замеченный другими, чтобы одарить его (или её) призом председателя жюри. Собираясь на фестиваль, каждый раз надеваю на шею красивый кулон в форме хрустально сверкающей белой капли. Это будет приз от меня лично, если увижу талант.
На душе тишина. И вдруг, словно удар в грудь. Ещё не сконцентрировавшись на человеке, ощущаю в себе волнение: здесь. Действует. Сейчас увижу.
В группе танцующих из Академии детского мюзикла, третья слева, самозабвенно пляшет девочка лет десяти. От неё исходит мощная энергия света, проникающая в меня. Более никого и ничего, кроме девочки, не вижу. Она!
Ещё раз убеждаюсь в своей правоте, вновь видя эту девочку в другом танце группы. Прошу Зою узнать её имя и фамилию.
Идёт раздача призов и наград. Аплодисменты. Последнего слова прошу я – имею на него право как председатель жюри. Почему-то очень волнуюсь. Говорю, что талант – чудо. Увидеть и приветствовать его сегодня – настоящее счастье, испытанное мною на фестивале. Сейчас назову имя той, кого выделила из всех и кто не получил ещё признания своего таланта.
Мёртвая тишина. Наслаждаюсь ею, прежде чем произнести:
– Маша Кузнецова!
Взрыв. Зал кричит. Оказывается, не такая уж я самая прозорливая. Все заметили Машу, но выделить её одну из группы и назвать могу только я.
Она бежит ко мне вся в слезах. Обнимаю маленькое дрожащее тельце. Снимаю с себя хрустальную каплю. На Маше капля смотрится огромной. Ничего, подрастёт, и всё сравняется. Шепчу ей:
– Это твой талисман. Береги его.
Маша бежит от меня, пританцовывая. Гляжу ей вслед и почему-то думаю, что она может всё: танцевать, петь, сочинять стихи и музыку. Огромный разносторонний дар. Откуда я это знаю? Не знаю...
В последний вечер прошу, чтобы Маша участвовала в гала-концерте, но она куда-то исчезла. На следующий день, ожидая автобуса в аэропорт, хочу попрощаться с Машей. Её быстро находят, и вот уже мы с ней, обнявшись, сидим рядом.
– Ты где живёшь?
– В Москве. В Перове.
Узнаю, у неё есть мама и бабушка. Папы нет.
– О чём ты мечтаешь?
– Хочу маленькую собачку. Чихуа-хуа. Но пока на неё нет денег.
– А ещё о чём мечтаешь?
– Написать песню. Слова и музыку. Спеть её и станцевать.
Удивительно. Она произносит то, что я уже увидела, глядя на её выступление. Маша сможет всё. Прошу, чтобы первой, кто услышит и увидит эту песню, была я. Обещает.
Встреча с Машей стала оправданием для меня: не зря председательствовала в жюри. И может быть, даже не зря и неслучайно много лет назад получила я, как аванс, настоящую розу в качестве первой премии на поэтическом конкурсе в Палермо, чтобы прозреть настоящую розу в Маше Кузнецовой.
5. Таормина и Анна Ахматова
Эта глава заканчивает мой очерк о Сицилии, хотя по времени Таормина в моей жизни была много раньше, чем фестиваль в Кастелламмаре. Однако всё верно. Фестиваль – уже прошлое, а Таормина направлена в завтра. Но – по порядку.
Сегодня начинающим литераторам, пожалуй, нелегко представить себе, что имя Анны Ахматовой, великой русской поэтессы, долгие годы находилось в полном забвении. Однако время менялось. Если в 50-х школьники, не имея возможности читать её стихи, писали в сочинениях о «плохой» поэтессе, полумонахине, полублуднице, посмеиваясь над последним словцом, то в 60-х, уже другое поколение школьников переписывало себе в тетрадки стихи Анны Ахматовой и узнавало, тоже тайком, что она получила какую-то итальянскую премию. Тогда-то я узнала название места, где ей была вручена премия: город Катания, Сицилия. А премия складывалась из двух имён: вулкана Этна и городка вблизи него – «Этна-Таормина».
И вот поздним вечером иду рядом с руководителем делегации советских писателей Сергеем Владимировичем Михалковым по утопающему в темноте сказочному городку Таормина, расположенному на террасе из лавы. Этна здесь недалеко. Рассказываю Михалкову то, что знаю о премии, полученной Ахматовой в Таормине. Начинаю издалека. В конце 40-х годов XX века, сразу после окончания Второй мировой войны, в Ленинград приехал молодой дипломат из Британского посольства – Исайя Берлин. Еврей, родом из Риги, он в революционные годы осел в Европе, женился на племяннице Ротшильда, окончил Оксфорд. Дружил с Саломеей Гальперн-Андрониковой, которая рассказывала ему о своих оставшихся в СССР друзьях-поэтах Серебряного века и дала ему рекомендательное письмо к Ахматовой, узнав, что он едет в СССР на дипломатическую работу. Саломея Николаевна подумала, что, возможно, опасно будет для Ахматовой такое знакомство, но желание перекликнуться с помощью Исайя с Анной Ахматовой, о которой давно ничего не слыхала, было сильнее опасения повредить ей.
Встречи Исайя Берлина с Анной Ахматовой – особая тема. Эти встречи с английским шпионом, так его классифицировали в КГБ, имели для Анны Андреевны серьёзные последствия: её сына Льва Гумилёва вернули в тюрьму, стихи прекратили печатать. Исайя Берлина отправили назад в Англию, где он долгое время жил с ощущением, что нанёс Анне Андреевне непоправимый вред своими посещениями. Исправляя ситуацию, оксфордский профессор Исайя Берлин в 60-х использовал все связи и возможности, чтобы Анна Ахматова получила международную премию за свою божественную поэзию. Для вручения была выбрана Таормина, городок под Этной, где в торжественной обстановке впервые за долгие годы выехавшей за границу великой Анне вручили премию. К счастью, успели. Вскоре она умерла. С тех пор Таормина имеет свою связь с Россией. Через Ахматову.
Михалков слушал меня внимательно, хотя всё знал. Хотел утвердиться в некоторых своих пониманиях этой истории? Ступая в начале 80-х по булыжникам Таормины, мы с ним словно поворачивали рули времени в 60-е годы XX века. И как будто оба молодели.
– Красивая Таормина. И Ахматова – красавица. Даже в старости. У Ахматовой и этого городка возможно общее будущее, – прозорливо сказал тогда Сергей Владимирович.
О чём он думал, говоря такое? Не о том же, что найдётся человек, уже в XXI веке, который, имея ранг чрезвычайного и полномочного генерального консула России в Палермо, решит позвонить Зое Кременецкой и рассказать ей свою задумку о поэтической международной премии «Таормина» имени Анны Ахматовой. Это был Владимир Львович Коротков.
Жизнь продолжается...
Свирели Сицилии ещё будут звучать для разных людей по-разному, но всегда романтично и возвышенно, рассказывая о событиях, уходящих в прошлое, но всегда открытых для будущего.
"Литературная газета" №35-2013
http://lgz.ru/article/-35-6428-04-09-2013/da-zdravstvuet-talant/
Dum_spiro,_spero!_(лат.)
Пока_ дышу,_надеюсь!
Сообщение отредактировал Маргарита - Пятница, 06.09.2013, 17:11 |
| |
| |
