Звезда Олега только разгорается

Певец Олег Погудин выбрал для себя, может быть, самый непопулярный жанр нынешней эстрады – романс. И остаётся ему верен почти уже двадцать лет. Когда Погудин начинал, сама идея пробиться с романсом к широкой публике казалась абсолютно романтической. Однако сегодня он один из самых востребованных вокалистов российской эстрады, и его концертный график расписан на годы вперёд.

– Олег, в вашем репертуаре есть целые программы, посвящённые памяти Петра Лещенко, Александра Вертинского и Булата Окуджавы. Вы числите именно их среди своих предшественников на эстраде?
– Я никогда не думал о том, кто мой предшественник. Хотелось бы всё же сказать что-то своё. А это невозможно сделать, если всё время оглядываться на великих. Программы, посвящённые Вертинскому, Лещенко и Окуджаве, я стал делать просто потому, что эти песни меня пленили, потому, что мне жадно хотелось эти песни спеть. С Вертинским, кстати, у меня история более сложная: я начал работать над его песнями по заданию педагогов, когда учился в Ленинградском театральном институте. Причём, когда впервые услышал записи Вертинского, они вызвали у меня скорее отторжение. И только гораздо позднее, когда я нашёл ноты, начал вслушиваться в слова, эти песни меня очаровали. Сейчас я редко слушаю записи Вертинского, но если вдруг слушаю, в очередной раз понимаю, насколько он интересен и разнообразен. Многие сейчас поют Вертинского, но очень немногие делают это хорошо. Лишь те, кто не старается быть похожим на Вертинского, кто ищет в его песнях что-то своё. Не обязательно новое, но своё.
Что же касается Петра Лещенко, с ним сложно по другой причине. Он был гениальным мелодистом, но не очень хорошо говорил по-русски. Поэтому тексты у него просто ужасающие. Целиком исполнять программу, посвящённую ему, мне непросто. Для меня всё же очень важно слово, мысль. Если говорить об Окуджаве – здесь опять своя история. Это музыка моего детства: с песнями Окуджавы я знаком с самого раннего возраста. И запел я их как-то очень естественно. Когда он был жив, я даже и не думал, что буду исполнять его песни на концертах. Когда его не стало, первая программа была просто посвящена его памяти. Но случилось так, что зрительский отклик был очень сочувственным. И с тех пор, по крайней мере, два раза в год я даю концерты, целиком состоящие из песен Булата Шалвовича. Причём на сегодняшний день это уже две полноценные программы. Язык песен Окуджавы очень родственен языку русского романса – а это самый близкий мне жанр. Я чувствую его язык. Будто сам разговариваю этими словами, хотя они написаны другим человеком.

– Почему вы выбрали романс?
– Есть такое понятие, как призвание. Я не выбирал романс. Простите за нескромность, романс выбрал меня. Это мой родной язык, моя стихия. Я не прикладывал никаких усилий, чтобы проникнуть в этот мир. Есть люди, которые в романс заходят. Например, раньше исполнял рок-н-ролл, а потом решил попеть романсы. Или оперная карьера у певца идёт на закат, и он переходит на романсы. Это всё как раз из разряда той грустной неправды, которая отвращает от жанра людей.

– Романс вряд ли можно назвать современным жанром. Скажите, у вас нет чувства, будто вы не в своё время родились?
– Я, конечно, человек своей эпохи. Но эстетически идеалы мои связаны с XIX столетием. Вплоть до того, что касается манеры одеваться, разговаривать, обставить квартиру – всё восходит к XIX веку. Хотя в бытовом плане я с современностью не в конфликте. Меня устраивает наличие компьютеров, мобильных телефонов, автомобилей, определённого уровня комфорта. Только бы техническая, материальная сторона жизни не заслоняла душевную. Что же касается современности романса, здесь всё очень не однозначно. Вы знаете, что многие классические романсы написаны молодыми людьми. Один из самых пленительных, дивных романсов «Мы только знакомы» написан гимназистом. Хотя исполнить его может и семидесятилетний человек, и тридцатилетний.
Я впервые пел романс «Гори, гори, моя звезда» почти ребёнком. И понятно, что событий, которые бы окрашивали определённым образом этот романс, у меня ещё просто быть не могло. Но понимание сути у молодого человека ярче, а у ребёнка ещё ярче, потому что нет стереотипов. Русский романс потому необходим и русской, и мировой культуре, что он обращается к сути человеческих мыслей, чувств, переживаний, к сути жизни. Людей, которые живут для любви, ради любви и с жаждой любви, подавляющее большинство. И как знаменитое пушкинское «любви все возрасты покорны», так и романс может покорить сердце любого человека.
Но есть два условия. Первое – способность любить и желание любить. Второе – это элементарная образованность или элементарная чистота. Этого романс требует. И не случайно множество современных исполнителей в жанре «эстрада» – язык не поворачивается произнести слово «попса»: я этого слова не люблю, оно мне противно по своему звучанию – многие из них пытались перепеть романсы, и не получилось. Две эпохи в жанре русской лирической песни: романс и военные песни – они не смогли проглотить. Всё перепели: и песни НЭПа, и каторжные песни, и советские, а романсы и песни войны не смогли. Потому что жанр очень жестоко за себя мстит, если к нему подойти с нечистыми мыслями или неумытыми руками и душой, он становится пошлым, вульгарным и выставляет исполнителя в этом свете. Если же человек к жизни пытается подходить искренне, ему романс доступен.

– Кого из современных исполнителей, ваших коллег по эстраде, вы могли бы назвать близкими по духу, манере исполнения?
– По манере исполнения – трудно сказать. Наверное, не найду схожего исполнителя – по крайней мере известного. Много в Отечестве певцов замечательных, прекрасных. И я абсолютно уверен, что они будут появляться. Может быть, в силу того, что настоящая песня, которая не требует дополнительных спецэффектов, которая основывается только на мелодии, тексте и голосе, эта песня немножко в тени. И поэтому серьёзные исполнители, может быть, не очень хорошо известны. Я нежно люблю творчество Евгении Смольяниновой, с громадным уважением отношусь к тому, что делает Валентина Пономарева, мне очень близко и дорого творчество Елены Камбуровой. Но наверняка есть много других исполнителей, которых мы не знаем, к сожалению.

– У вас был опыт регулярной работы на телевидении, вы вели программу «Романтика романса». Это ведь был просветительский проект?
– Я, с вашего позволения, начну немного издалека. Романс, эстрадная лирическая песня были жанром развлекательным. Мало того, при рождении и при становлении это были жанры не особенно почтенные. А в наше время всё так решительно поменялось, что романс теперь едва ли не академический жанр, которым можно не только утешать и развлекать, но даже и воспитывать. Конечно, если артист будет заниматься исключительно воспитанием публики, он может превратиться в зануду, который будет никому не интересен. Но если рассматривать вопрос именно в просветительском контексте, то вряд ли сейчас может быть что-то удобнее и лучше, чем романс. Он обращён к чувствам и пробуждает мысли.
Что же касается средств массовой информации, в частности телевидения, то, простите, не в обиду будет сказано, они занимаются развращением. В лучшем случае – профанацией. И не только потому, что есть вещи совершенно недостойные, когда ради денег или ещё чего людям даётся заведомо недостоверная информация. Но и по другой причине. Когда в эфирной суете малообразованными, самовлюблёнными людьми трактуются очень серьёзные темы, они профанируются. Нельзя о высоком, о серьёзном, о глубоком говорить впопыхах, тем более если говорящий не соответствует теме, которую выбрал. И, возвращаясь к вашему вопросу: это очень разные профессии – исполнительство и работа в средствах массовой информации. Я не журналист, не телеведущий. Чтобы освоить эти профессии, нужны те качества, которых у меня, наверное, нет. Или времени, которого мне жалко.

Юрий Арпишкин
© «Гудок», 27.02.2009

http://www.gudok.ru/index.php/68734