ОЛЕГ ПОГУДИН : «Единение со слушателями в высоком, возвышенном – это счастье»

(позывные)

ДИКТОР: Сейчас 13 часов 20 минут. В студии «Радио-Кинешма» Татьяна Аввакумова. Добрый день, уважаемые радиослушатели. Нашу недельную программу завершает передача из духовно-просветительского цикла «Свет Православия».

(заставка «Свет Православия»)

Татьяна Аввакумова. Уважаемые слушатели, сегодня гостем передачи «Свет Православия» будет человек и певец, очень любимый многими людьми и в нашей стране, и далеко за ее пределами – Заслуженный артист России Олег Погудин. Олег Евгеньевич – человек глубоко православный, верующий. Христианские истины через православное вероисповедание составляют основу его жизнепонимания и творчества.

Уже много лет в огромном репертуаре исполнителя совершенно особое место занимает программа «Молитва», состоящая из песнопений иеромонаха Романа. Эту программу певец исполняет каждый год Великим постом. Сегодня в нашей передаче прозвучат фрагменты из этой духовной программы.

Хочу добавить, что встреча наша и беседа с Олегом Погудиным состоялась в начале февраля этого года, после концерта в ивановском музыкальном театре.

(синхрон)

Т. А. Олег, на «Радио-Кинешма» Вас очень любят. Любят наши слушатели. Они счастливые люди в том смысле, что на центральных радиостанциях Ваш голос звучит, к великому сожалению, достаточно редко, а вот на «Радио-Кинешма», в Кинешме его слушают и очень даже нередко. Люди даже без объявления имени исполнителя сразу узнают Ваш чудный голос. Спасибо Вам огромное, Олег.

Олег Погудин. Спасибо, это очень радостно слышать, спасибо.

Т. А. Олег, в эту нашу встречу мне хотелось бы поговорить с Вами о Вашем внутреннем мире, о духовной жизни. Возможно это сегодня?

О. П. Вы знаете, мы неслучайно в прошлый раз ушли от такого разговора. Я сам ухожу от этих разговоров.

Т. А. Простите, они Вам неприятны?

О. П. Нет, они мне не то, чтобы неприятны. Есть в таком разговоре колоссальная ответственность. Я охотно соглашаюсь на такие разговоры в режиме прямого эфира. И хотя мы с Вами знакомы, и я с большим уважением к Вам отношусь, но вот момент коррекции какой-то, знаете, когда готовится, монтируется, передача, он меня очень настораживает в этом смысле. О духовной жизни лучше говорить как можно меньше, и когда это от тебя действительно требуется – исповедание. Будь то вера или позиция. В этом смысле артист – человек счастливый. Он может тем, что он делает на сцене, проявить себя достаточно полно, в том числе и с духовной стороны.

Хотя и профессия эта опасна, и человек – артист в опасном положении, потому что - как сказать ? - все твои ошибки, все твои неточности или неверные мысли становятся достоянием большого количества людей, и кого-то могут увлечь в твои ошибки. Но я готов ответить на какие-то вопросы, которые Вас интересуют, настолько, насколько это возможно.

Т. А. Олег, я хочу заверить, что ни одно Ваше слово, ни одна Ваша фраза не будет изменена.

О. П. Хорошо.

Т. А. А во-вторых, хочу сказать следующее. Сегодня был чудесный вечер. Прозвучал во время концерта один возглас: «Олег, поговорите с нами». Это было настолько точно, настолько правильно, настолько это по-хорошему прозвучало. Вы действительно заставляете слушателей трудиться душой. Они доверяют Вам не только, как талантливому артисту, но и как талантливому человеку, воздействующему своей внутренней красотой и глубиной. Это делается не только через творчество, это делается через Ваши мысли, через книги, которые Вы упоминаете. Наконец, нас соединяют две крепчайшие нити – это Православие и наша великая русская культура.

О. П. Безусловно. Простите, что я Вас остановил. Дело в том, что если рассматривать вот эту удивительную составляющую артистической жизни в духе православном, то мне сейчас надо Вас особо стараться не слушать. Вы понимаете, почему. Все на самом деле доброе, по-настоящему доброе, оно, во-первых, требует проявления временного, но и в этом случае все доброе не очень-то нам принадлежит. Когда мы говорим об артисте, это тем более. Артист интересен, прежде всего, своим даром или талантом, если говорить другим языком.

Поскольку мы уже вышли на эту тему, процитирую Евангелие. Там есть такие слова – «Даром получили, даром давайте». Это не в том смысле, что нельзя зарабатывать своим даром на жизнь. Артист собственно своим даром и зарабатывает, но весь успех, тем более успех, о котором Вы говорите, в том смысле, что получаешь отклик в сердце человеческом. Оно зажигается чем-то чистым, счастливым – надеждой, любовью... В этом смысле всегда этот успех артист обязан приписывать Тому, Кто дал ему дар. То есть и в этом смысле получается, как даром давайте. Простите, я коряво говорю, потому что устал. Но пытаюсь выразить такую мысль. Это счастье, оно для меня, безусловно, счастье - единение с публикой, со слушателем, со зрителем, единение в высоком, в возвышенном – это тот самый дар, который и мне даром дается, и слушателю даром дается. Поэтому мы можем счастливо этот дар разделить. Мы находимся, как сказать, в обязательствах, не столько друг перед другом, сколько перед более высоким.

Да, мы назначили как бы разговор о духовном. Если хотите, это в определенном смысле, моя, ну, не духовная позиция, а мое чувствование, которое я отношу все-таки к сфере духовной. Потому что верю, мало того, исповедую, что все доброе исходит от Бога. А в моем понимании это совершается в ключе православной веры, в образах православной веры, в языке православной веры. Вот так.

(звучит песнопение иеромонаха Романа «Земля от Света повернет во тьму»)

Т. А. Очень люблю песнопения иеромонаха Романа. Знаю их давно. Люблю в исполнении самого отца Романа, простом, безыскусном. Совершенно особое ощущение, когда слушаешь Вас. Это уже устоявшаяся программа, никаких изменений в нее Вы вносить...

О. П. Нет, не собираюсь. Она и так по продолжительности огромная. И все, что хочется сказать, там происходит, и каждый год происходит, слава Богу.

Т. А. А что в первую очередь хочется сказать?

О. П. Для меня это все-таки программа, может быть, кто-нибудь удивится, или огорчится из-за этого, для меня первое отделение - это плач, вот просто безостановочный плач, как в смысле пророка Иеремии или святого Андрея Критского. А вторая часть – это счастье человека быть с Богом, исповедание счастья богообщения.

Т. А. Как раз с начала перестроечных лет, этой самой нашей пресловутой перестройки, пожалуй, единственным достоинством которой можно назвать возрождение Православия, Русской Православной Церкви, у нас на «Радио-Кинешма» с 1988 года начала выходить программа «Свет Православия». Она выходит до сих пор, и мне хочется дать нашу беседу именно в этой программе.

Олег, но мне все-таки хочется Вам возразить. Опять хочу напомнить возглас, который сейчас прозвучал на концерте – «Олег, поговорите с нами». Иногда, когда Вас спрашивают – кто Вы? – Вы отвечаете – Я – артист. Позвольте с Вами все-таки не согласиться. Да, Вы великий артист, Вы – гениальный артист...

О. П. (смеется, пытается остановить) Так...

Т. А. Но человек – это не профессия, это не только его профессия...

О. П. Можно Вас поправить?

Т. А. Да, да, пожалуйста.

О. П. Чаще всего я все-таки говорю не артист, а – певец. Это отчасти артист, поскольку пение – это особого рода делание. Оно подразумевает что-то большее, в том смысле, в котором я понимаю пение. А ведь, если хотите, пение – это ангельское служение. Мы знаем, чем занимаются ангелы – ликословят, поют, восхваляют пением. И голос человеческий – самый богатый инструмент и самый быстро доходящий до другого человека. Поэтому, если человек поющий отдает себе отчет в этом, он обладает колоссальными возможностями, но опять-таки это все равно дар. Это в первую очередь дар, и в замыкающую очередь дар. Все, что происходит между двумя этими точками «дар – и дар», это работа, труд, в чем-то воздержание, в чем-то совершенствование. В чем-то, кстати, свобода очень большая, но все-таки это опять же между двумя этими точками.

Т. А. Все-таки такой притягательности может быть и не было бы, если бы Вы не увлекали именно своим внутренним миром, своей внутренней красотой и глубиной. Люди это чувствуют. Хочу напомнить Вам слова Вашего любимого композитора Валерия Александровича Гаврилина. Он сказал так – человека все-таки воспитывает человек.

О. П. Вы мне задаете серьезный вопрос, я на него всерьез отвечаю. Валерий Александрович – очень глубоко одаренный человек. Вы недавно сказали – гениальный. Вот к нему это вполне можно определить. Но я в каких-то вещах с ним могу не соглашаться. Или вернее так – я не знаю контекста. Эти слова его – человека воспитывает человек. Я опять же согласен с этим отчасти. Человека воспитывает человек, но... Человека воспитывают обстоятельства в такой же степени. Человека воспитывают его собственные действия и поступки, но, в конце концов, по моему убеждению, жизнь человека находится в воле Божией, в том смысле, что и воспитание человека происходит по этой воле. То есть, те люди, которые нам попадаются на пути, которые нас воспитывают, они попадаются неслучайно.

Т. А. Да, конечно. Хочу напомнить такую фразу. Господь нас сводит с людьми с тем, чтобы мы помогли им, или они помогли нам. А какую помощь ждете Вы от людей?

О. П. (улыбается) Я улыбаюсь, потому что именно этого и жду от людей. Жду на самом деле радости, обычной совершенно, спокойной, простой, тепла. Какой-то помощи, совершенно бытовой, спокойной.
Я вообще, знаете, поскольку артист лирического жанра, и я с этим жанром совпадаю, в том числе и своим мироощущением, и даже своей психофизикой, то мне хочется, чтобы вокруг меня были радостные лица. Хочется, чтобы и люди доставляли мне радость.

Т. А. А они доставляют Вам радость?

О. П. Иногда – да, иногда – нет.

Т. А. Один очень хороший, мыслящий человек сказал, что счастливы те люди, которые не меняются, имея в виду, конечно, лучшие свойства человека. Они редки, как все ценное, и ценны, как все редкое. Вы можете сказать, что Вы относитесь к таким людям?

О. П. Вы знаете, как ни поразительно, да. И это в нашей сегодняшней беседе для меня какое-то маленькое открытие. Я думал на эту тему. Я, во всяком случае, не хочу меняться и изменяться в том, что для меня ценно. А этому, что для меня ценно, отдана, по меньшей мере, половина моей жизни, я думаю, что и больше. Во всяком случае, осознанно – половина моей жизни, а неосознанно – уже очень-очень много лет. И это ценное я не хочу менять ни в себе, ни меняться по отношению к нему.

(песнопение «Отойди, отойди, грусть-печаль»)

Т. А. Напомню, что сегодня гость передачи «Свет Православия» – Заслуженный артист России Олег Погудин.

О. П. Вообще, все, что касается периода Серебряного века, революции, периода ранней эмиграции, это открытая книга под названием трагедия. В какие бы ни одевалась она вычурные одежды, в какие-то блестки, серпантин, с брызгами шампанского или с огнями фейерверков, но это трагедия. Причем трагедия очень страшная. Может быть, внешне, кажется, тем более романс хронологически совпадает с этим периодом, но я не житель Серебряного века. Вернее, духовно я не житель Серебряного века.

Т. А. А какого века Вы житель? Впрочем, я, наверное, даже знаю. Очень дорога Ваша фраза, потому что она очень крепко соединяет: «за эстетические идеалы 19-го века я буду стоять насмерть».

О. П. (смеется) Да, но именно за художественно-эстетические. Это к области души.

Т. А. И все-таки, Олег, если говорить о Вашем сегодняшнем творческом состоянии, человеческом самочувствии, мироощущении. Оно изменилось? Стало трагичнее?

О. П. Печальнее, Вы правы. Оно стало печальнее, но это та печаль, которая неизбежно сопутствует возрасту. В том смысле, что романтические надежды, ты понимаешь, что они и останутся надеждами. Они не воплотятся, они не состоятся. Они может быть тем и прекрасны, что они надежды, и вне этих надежд на самом деле проходит основное русло жизни. Хотя без этих надежд жизнь не была бы так прекрасна, не была бы так многогранна, не была бы так ярка, ну, не блестела бы так, не светилась бы.

Т. А. За плечами сорок лет. С какими надеждами Вы вступаете во вторую половину жизни?

О. П. А вот на этот вопрос не отвечу, потому что я отчасти нервничал перед датой, как таковой, когда-то, а теперь я ее не замечаю. Не замечаю, потому что какие-то физические изменения, когда я стал понимать, что жизнь не безгранична, что-то уже, наверное, в прошлом, а в будущем не бесконечность, они уже несколько лет как существуют.

Надежды основополагающие, мироощущение, вернее, фундамент этого мироощущения, не изменился нисколько. Вы задаете вопрос так торжественно, а для меня никакой торжественности в этом нет. Должен сознаться, что я не хочу стареть. Я сейчас говорю даже не про физическое угасание, хотя для певца это очень серьезное обстоятельство, поскольку певец, как и спортсмен, он чувствует угасание сил, как трагедию. Ну, понятно, почему. Все-таки, физическая работа. Я не хочу старости в смысле утраты надежд. Это счастливое для кого-то и возможное – обратитесь и будьте, как дети. Может быть, для этого старость и нужна человеку, чтобы стать опять простым. Хотя возраст добавляет мудрости. И когда эта мудрость не горестная, это большое богатство. Но это богатство, если она и горестная, но если она не горестная, то это богатство и сила дополнительная.

Т. А. Я опять вспоминаю слова Валерия Гаврилина. Он так говорил о сути творчества, искусства. Это всегда глубина содержания, это прекрасная форма и третья составляющая – сохранение свежести чувств.

О. П. Абсолютно согласен, это замечательно.

Т. А. По-моему, это даже не его собственные слова, а высказывание Льва Николаевича Толстого.

О. П. Гениально на самом деле.

Т. А. Как сохранить эту свежесть чувств? Вы обладаете каким-то рецептом, формулой?

О. П. Я иногда замечаю – мастерство и искренность в конфликте друг с другом. Хотя замечено задолго до меня. Чем сильнее мастерство, тем более человек жертвует искренностью. Я имею в виду сейчас сценическое мастерство, конечно. Это тоже объективный процесс.

Как сохранить свежесть чувств? Желать сохранить!

У каждого могут быть свои рецепты. Вы знаете гениальное тютчевское, которое сегодня звучало. «Когда повеет вдруг весною, и что-то встрепенется в нас...» Это то, что от нас не зависит, и, кстати, написал он это уже достаточно пожилым человеком. Есть какие-то вещи общеизвестные, банальные. Заставлять себя, понуждать, понуждать – вот хорошее слово, понуждать себя стремиться к прекрасному. Есть даже и в нынешней жизни достаточно много материальных объектов прекрасного, и нематериальных, которыми тоже можно душу разбудить.

Но в принципе, знаете, сострадание, добрые дела, любовь к ближнему. Это опять-таки придумано давным-давным давно. Это самое лучшее лекарство для души.

Т. А. Вы совершенно точно сказали, что жизнь может продлить и красота. И я Вам бесконечно благодарна, потому что в прошлом году Вы подарили мне чудеснейший день в Спасском. Нет, в первую очередь мне подарил этот день мой любимый Иван Сергеевич Тургенев, а во вторую очередь – Вы подарили мне, и не только мне, конечно, чудный день в Спасском. Это был действительно день, прожитый в абсолютной красоте, исключавший всякую суету и тщету.

Этот год у нас богат литературными юбилеями. Впереди пушкинский, гоголевский, лермонтовский юбилеи. Это правда, что Вы приглашены в Тарханы?

О. П. Да, 4 июля этого года, если Бог благословит, да.

Т. А. Хотелось бы пригласить Вас и к нам в Щелыково к Александру Николаевичу Островскому. Вы, по-моему, ни разу не были на земле Островского.

О. П. Нет, ни разу не был.

Т. А. А хотелось бы побывать?

О. П. Конечно, хотелось бы. Александр Николаевич вообще фантастический автор, очень русский и в то же время вселенский. И в работе со студентами над моей любимой русской пьесой «Без вины виноватые» я еще раз это почувствовал.

Я не могу говорить, как литературовед, это вопросы основы дара для меня, это вещи необъяснимые. Как человек проникает в движение космических сфер, как человек проникает в тайны душевные? Все это как раз тайна, тайна, тайна, тайна... И талант это тайна, счастливая, радостная тайна, которую Господь дает и дает людям.

Т. А. Вот Вы говорите такие слова. Но Вы как раз проникаете в душу человека, у Вас удивительно проникновенный талант – делать все живым, животворным, живительным.

О. П. Но я не в состоянии поверить алгеброй гармонию. У меня это не получается.

Т. А. Это непостижимо.

О. П. (смеется) Ну, да, о вещах непостижимых говорить трудно. Это вот как раз их лучше наблюдать.

Т. А. Олег, у меня был такой вопрос. Я знаю, что Вы любите людей. Вам интересен внутренний мир человека. А какие люди Вам интересны? Вы как-то сказали, что есть люди, которые нуждаются в Вашем общении.

О. П. Это совершенно обычная человеческая жизнь. Я бы даже проще сказал – есть такое понятие, как симпатия. Оно, равно, как и антипатия, необъяснимо. Есть люди, в которых мы нуждаемся, есть люди, которые нуждаются в нас. Когда это совпадает, это большая радость, а иногда и счастье. Если не совпадает, то это определенное бремя. Человек не может жить один, не должен быть один. Совершается человек в общении. Если мы даже будем говорить о монашестве, то там человек совершается в общении с Богом.

(« Я сказал, что где-то»)

Т. А. Есть люди духовные, и есть люди душевные, и иногда бывает очень трудно сочетать в своей жизни духовное и душевное. Вам это удается? Вы человек духовный или больше душевный?

О. П. Не иногда трудно, а всегда трудно. Я в данном случае скажу, поскольку я артист, я постоянно тружусь в области душевной. Сказать о себе, что я духовный человек, я не могу, поскольку так может о себе сказать лицо духовного звания или человек, посвятивший себя духовной жизни.

Но... То, что духовное для меня превалирует над всем остальным, это точно. По крайней мере, в моем сознании. Все остальное я подчиняю, если не попутно, не сразу, то потом все равно привожу к духовному знаменателю. Это для меня необходимо.

Т. А. А что для Вас значит быть духовным человеком?

О. П. А это означает ценить духовное больше всего остального.

Т. А. Я помню, что в прошлую нашу встречу Вы посетовали на то, что Ваша духовная жизнь в достаточном беспорядке.

О. П. Я имел в виду церковную жизнь, в смысле ее неупорядоченности. Но я примерно в том же положении. Слава Богу, что это для меня все равно остается главным в жизни. В этом смысле это определенный порядок, который упорядочивает всю мою жизнь. Я еще вот одну вещь должен точно определить. О духовном опыте. Человек, за плечами которого почти пятнадцать лет церковной жизни, он уже может это понять. Я о себе сейчас говорю. О духовном опыте каждый должен разговаривать с духовным отцом, с духовником. Может быть, что-то полезно, а что-то не полезно. Люди настолько разные, и жизнь сейчас настолько трудная. Она все труднее и труднее с точки зрения духовной как раз. Духовный путь каждого человека совершается самостоятельно, единолично, хотя и вместе, но у каждого все-таки свой путь. В христианском смысле человек одинок. Он спасается все-таки в одиночестве, хотя мы все обязаны и должны друг другу помогать.

Т. А. Но у нас общая церковная семья.

О. П. Но проходим мы этот путь одни. Это надо очень серьезно понимать. Потому что не бывает общих случаев, не бывает одинаковых искушений, не бывает одинаковых подвигов.

Т. А. В Вашей жизни были серьезные искушения?

О. П. Конечно. И вот как раз об искушениях говорить точно не буду публично. Это с моей точки зрения совсем не полезно.

Т. А. Хорошо. А вот с подвигами, с подвижничеством...

О. П. А про подвиги тем более… (смеется)

Т. А. Это очень сложный вопрос. Я знаю, что монашествующие обычно говорят, что подвиг – это лакомство, а вот ежедневное смирение себя – это хлеб, это пища.

О. П. (перебивает) Вы сейчас говорите очень красиво, но все-таки это образ. Боюсь этих определений, потому что есть люди, которые могут понести подвиг, и есть люди, которые не могут понести. Для них это не лакомый кусочек, а испытание.

Т. А. Хочется поговорить на такую тему – моральное, внутреннее право человека нести Слово Божие.

О. П. Здесь на самом деле все проще. Мы ведь обязаны свидетельствовать о своей вере. Об этом написано в Священном Писании. Другое дело, что проповедь в наше время – это тоже своего рода подвиг. Это очень тонкая материя сейчас. Поэтому, чтобы проповедовать, нужно иметь внутреннее право. А право это, опять же, как сказано в Евангелии, не заботьтесь о том, что вам сказать, потому что Дух Святой будет говорить вместо вас. Это, когда нам надо проповедовать, это точно совершенно. У меня был много раз этот опыт. Ты даже не знаешь, какие слова собрать, и вдруг все складывается само собой.

Господь устраивает путь каждого из нас ко спасению. Это совершенно однозначно. Я, во всяком случае, желаю, чтобы в этом смысле Ваше служение приносило Вам радость всегда. Это чудесная совершенно вещь – радость, как и благодать, они совершенно ощутимы. И вот, когда они есть, это так здорово, это жизнь на самом деле не зря.

Т. А. Что Вы сейчас читаете и успеваете ли читать?

О. П. Да крайне редко я успеваю читать. Но сейчас я был три недели во Франции, так я читал учебник французского языка. Самое последнее, что я читал, и должен сказать, что я прочел в первый раз в жизни, несмотря на то, что это было обязательно по школьной программе. Но это было в ноябре на гастролях. «Обломова». Потому что я понял, почему я все-таки не смог в школе его читать, и потом всегда откладывал эту книгу. Она вызвала у меня глубокое уныние.

Ни Гоголь, ни Достоевский, ни Булгаков никогда не вызывали такого чувства. Вызывали ощущение скорби, ощущение вот какой-то беды, досады, потому что ничего не меняется, что все уродства нашей жизни, все беды они остаются такими же. В разных костюмах соответственно эпохе, в разных выражениях, но все то же самое. Ни даже у Салтыкова-Щедрина такого не было, все-таки он сатирик. А у Гончарова в «Обломове» я увидел какую-то отчаянную безысходность.

Т. А. В чем проявилась эта безысходность?

О. П. Может быть, это как-то совпало с приближающимся 40-летием. Кстати, я, слава Богу, много езжу. И вот в Чехии, где иногда провожу время, там, на одной из гостиниц есть мемориальная доска с надписью, что именно здесь знаменитый русский писатель Иван Александрович Гончаров написал значительную часть своего романа «Обломов». Или, когда в Риме заходишь в кафе «Греко», чтобы выпить чашку кофе, видишь – висит копия первой страницы «Мертвых душ» Гоголя. Он в этом кафе начинал писать поэму.

Есть в судьбе Отечества (говорит эмоционально, с болью) какая-то странная беда, какой-то надлом. Вот эта устремленность ввысь, устремленность к прекрасному, к духовному. Духовная доминанта однозначная. И постоянное безобразие нашей жизни. Какое-то горькое, тупое, непроходимое, эта постоянная обломовская апатия. Окончилось все пустотой.

Вы знаете, любимая литература 19-го столетия – она иногда ставит вопросы, на которые ответить очень сложно. У Достоевского есть свет. Он мощный, ярко проявленный. Достоевский – верующий человек. У Гоголя есть свет – при всех (произносит с подчеркнутой эмоциональностью) отчаянных совершенно ситуациях, уродливых, которые он описывает. Он верит, Гоголь. Даже Толстой – верит. Верит Лермонтов бесконечно. А вот в «Обломове» не знаешь, куда податься.

Т. А. И последний вопрос, Олег. Он, конечно, очень личный, интимный, Вы можете на него и не отвечать. Чего Вы просите у Господа – для себя, для всех нас?

О. П. Спасения, спасения.

Т. А. Спасибо, Олег, спасибо Вам огромное.

(«И Млечный путь, и кроткий полумесяц»)
( конец синхрона)

ДИКТОР: Гостем передачи «Свет Православия» сегодня был Заслуженный артист России Олег Погудин.