ТВОРЧЕСТВО ЗАСЛУЖЕННОГО АРТИСТА России Олега Погудина дорого многим ценителям русской песни и романса. Известный бард Александр Городницкий так отозвался о певце: «В его исполнении песня становится почти молитвой. По-моему, очень важно, что Олег — человек религиозный, от него прямо-таки исходит некий свет. Его талант — это истинный Божий дар, и этот голос хотя бы иногда должен звучать в храме». За Олегом Погудиным закрепилось звание «Серебряный голос России». На фестивале «Глас Ангельский России» он был удостоен награды «Ангел Трубящий». Артист основные жизненные вопросы решает в свете христианском и убежден, что Православие поможет нашей стране духовно возродиться. В эксклюзивном интервью газете «Вечный Зов» певец говорил о Боге, об искусстве, о родном городе — о том, чем живет его душа.

Из театра ушел по вдохновению

— Олег, вы поете с детства, но не сразу певческая деятельность стала для вас основной. Как пришло решение посвятить себя русским песням и романсам?

— Мое желание петь всегда было точным и определенным. Шаг в сторону театра оказался случайным. Когда я закончил школу, мне было 16 лет от роду, и я не поступил в Консерваторию по причине юного возраста. Мне сказали, что имеет смысл прийти на прослушивание по крайней мере года через два. Тогда я поступил в Институт театра, музыки и кинематографии на курс музыкально-речевых жанров эстрады. Конкурс был гигантский, но я прошел достаточно легко. Видимо, в этом какой-то промысел был — мне нужно было там оказаться. Всегда, когда говорю «получилось», «добился», понимаю, что в любом хорошем событии, в каждом продвижении, возвышении есть милость Божия — аванс, который нужно отрабатывать. Когда заканчивал институт, четыре человека с нашего курса, я в том числе, получили приглашение в Большой драматический театр им. Горького. В моей судьбе это сыграло важную роль. Три года я наблюдал работу великих артистов и принимал в ней участие. За это время я понял две вещи. Первое — что я не актер, а певец. Это разные пути, системы взглядов, манеры работы и, наконец, разные вселенные творческие. И второе — я осознал, и это бесценно, как должен работать настоящий театр. Традиционная, характерная для русского театра очень высокая культура отношения к профессии и предельно ответственное отношение к публике должны сохраняться. Мой первый афишный концерт состоялся в 87-м году. Я был студентом третьего курса. После этого я постоянно выступал с концертами. То, что я делал на сцене как актер, ни в какое сравнение не шло с тем, что получалось, когда я пел. Оставаться театральным актером и вести полноценную певческую деятельность стало невозможно. В 93-м году я ушел из театра, сделал это скорей по вдохновению, поддавшись определенному порыву. Если бы я делал все рационально, то был бы ученым или политиком. Я артист. Пришел к Кириллу Юрьевичу Лаврову и попросил его отпустить меня из театра. Вообще, Кирилл Юрьевич для меня — один из ведущих авторитетов в жизни. То, что его недавно не стало, моя личная потеря. Я за многое ему признателен, в первую очередь, за невероятную цельность и благородство.

— Кирилл Юрьевич с пониманием отнесся к вашему решению?

— Он отнесся с пониманием, как старший товарищ, которому небезразлична судьба человека, который попал в его коллектив. Разговор у нас был замечательный. Сейчас, являясь руководителем коллектива, я очень часто вспоминаю даже не то, что он делал, а то, как он делал. В одном из интервью Кирилл Юрьевич сказал, что ему не стыдно за то, что я работал в их театре. Это достаточно серьезная оценка.

Романс — это язык любви

— Любовь к русскому романсу — раз и навсегда. От него не уйти. В чем тайна притяжения романса?

— А как человек может уйти от любви, от искренности, от сердечности? Как человек может уйти от правды? Любовь и правда — это то, ради чего мы существуем. Основные составляющие счастья — любовь и чистое сердце. Романс однозначно об этом. При первой встрече он очаровывает, а дальше — влюбляет и помогает любить. Это язык любви. Мне не хочется размениваться на какие-то мелочи. Можно петь романсы ради развлечения или самодемонстрации, но всякое творчество становится искусством, когда говорит о разумном, добром, вечном. Романс полностью этим понятиям соответстствует. И если по таким критериям его исполнять, тогда он достигает своего абсолюта, вершины — творческой и философской.

— Легко ли общаться «высоким слогом русского романса» с современной аудиторией?

— Легко. Легко говорить искренне, честно. В чем счастливая особенность романса? Ты говоришь от лица лирического героя и в то же время от лица себя самого. Романс возвышен, поэтому и сам возвышаешься вместе с ним. По большей части своей люди добры. Но средствами массовой информации сейчас прививаются другой образ мыслей, другой язык, далекие от романсовых. Кстати, как ни парадоксально, тем мощнее, ярче, красивее и притягательнее звучит правдивое слово.

Певучий род Погудиных

— В фамилии Погудин есть нечто музыкальное. Вспоминаются сказочные гусли-самогуды. Наверное, у вас в роду были музыканты?

— Один из моих прародителей был талантливым в этом смысле человеком. Я знаю свою генеалогию, свои корни до начала 18-го века. Это достаточно много, учитывая крестьянское происхождение — все родственники из крестьян. Мне очень помогли мои друзья-историки. Повезло в том смысле, что предки были не крепостные крестьяне, а казенные. Казенные крестьяне имели фамилии, крепостные — нет. По крайней мере с конца 17-го — начала 18-го века фамилия Погудин уже была известна в Вятской губернии. До сих пор даже есть два села в Кировской области: Погудины и Погудинцы. Значение простое. Гудок — это скрипка народная, а погудка — песня. Музыкально одаренный предок дал роду эту фамилию, а может быть, вообще весь род был певучий.

— Русской природе свойственно состояние, когда «душа поет». С вами часто такое бывает?

— Это верно. Душа поет, и человек хочет, чтобы она пела. Нам вообще свойственно душевное, эмоциональное восприятие мира, в отличие от западного рационального. Я очень далек от того, чтобы ругать западное миропонимание, но что буду отвергать всегда — это когда заставляют других людей точно так же понимать мир, как присуще европейцам. Каждый имеет право на то, чтобы иметь собственное миропонимание и популяризировать его.

Бог есть любовь

— Олег, какой вам представляется душа русского человека?

— Как у Достоевского: «Широк русский человек, я бы сузил». Я, правда, не хотел бы сужать русского человека. Широта и безграничность нашей натуры прекрасна, но до тех пор, пока не впадаем в беззаконие. Беззаконие — это беда нашего общества. С другой стороны, в Священном Писании сказано: «Любовь выше закона». Если подчиняться законам как основе жизни, это скучно и страшно, закон пожирает людей. Мы широки в смысле любви — это то, что Достоевский пытался выразить в своей речи о русском человеке как всечеловеке на открытии памятника Пушкину. Я понимаю русскость, русскую натуру, природу, отношение к жизни, вообще, назначение моего народа так, как об этом написал Достоевский: «Быть русским — значит быть православным». Я человек церковный, соответственно, для меня основные жизненные вопросы однозначно решаются в свете христианском. Я бы мог сказать — в православном, но не буду очень жестким, потому что где-то я какие-то допущения делаю и признаю, так как даже в Евангелии написано: «Милости хочу, а не жертвы». Для меня это важно, так же, как и то, что «любовь выше закона». Но миропонимание у меня православное, и слава Богу, что это так.

— Что для вас самое главное в православном миропонимании?

— Бог есть любовь. Лучше Апостола сказать невозможно.

— В классических произведениях, которые вы исполняете, Небесная высота, а окружающая нас жизнь зачастую далека от идеала...

— А когда было легко? В любой эпохе были свои беды, свои тяготы. Для нас, например, дико, когда один человек убивает другого, а еще лет двести назад это было в порядке вещей. В чем-то мир становится гуманнее. Беда в том, что он теряет Бога. Если бы кто-то из политиков пошел и сам лично кого-нибудь убил, наверное, мир бы содрогнулся. А когда летают самолеты и бомбят или действуют какие-то условные террористы, которых никто не знает и не видит, это выглядит, как кино. Страшная особенность нашего времени — то, что зло безлично и ответственных вроде никого нет. Сейчас многие это понимают.

— Можно ли совместить Небо и Землю в человеческом сердце и быть в гармонии с Богом и собой?

— А они в нас совмещены: мы из Земли созданы, а дух наш принадлежит Небу. Если вы имеете в виду, можно ли совместить низкое и высокое, — это нельзя совместить в гармонии. Низкое с высоким не сочетается, и об этом тоже написано в Евангелии какое общение у Света с Тьмой? Но сказано: «В мире сем будете иметь скорбь». Господь говорит: «Мужайтесь, я победил мир!» Преодолевать беды, которые каждому из нас выпадают — а некоторым выпадают очень серьезные испытания — можно только с Христом, только через Спасителя.

— Олег, что для вас является целебным родником, дарующим силы и вдохновение?

— У этого родника есть общий исток — это все, что от Бога, все, на что простирается благодать Божья. А проявления родника могут быть разными: и прекрасная музыка, и замечательные картины, книги хорошие, часто очень — природа, которую я люблю во всех ее красивых проявлениях, и вера — прежде всего. Но вера требует внутреннего подвига, может быть, не очень великого. Она испытывает. Иногда такая радость приходит из совсем простых вещей! В Писании сказано: «Не в буре Господь, не в пламени, не в землетрясении, а в дульсии хлада тонком (то есть в дуновении легкого ветерка). И там был Бог». Вот это очень точно.

Господь нас призывает

— У каждого человека свой путь к Богу. А как пришли к Нему вы?

— Вера была еще в самом юном возрасте. Всегда была и сейчас есть уверенность в бессмертии. А если человек бессмертен, то возникает вопрос: каким образом он существует в вечности? Часто говорят: «Я верую во что-то высшее». Ребенком я так и понимал: существует что-то высшее. Первый шаг к Богу, как правило, не наш, Господь нас призывает. Дальше уже наши шаги. Призывов было много. Я по вдохновению пошел в Спасо-Преображенский собор и покрестился. Абсолютно иррациональный был момент. Я никакой мистики сюда не вкладываю, просто была внутренняя уверенность: надо сегодня пойти и это сделать. У меня мысль сформировалась так: мне двадцать лет, а я до сих пор некрещеный. А вот до времени первой исповеди и причастия прошло после этого пять лет, а там уже все было достаточно серьезно. Были серьезные разговоры, и Господь Своей милостью привел меня к духовному отцу.

— Что главное, на ваш взгляд, отличает жизнь с Богом от жизни без Бога?

— Я мог бы сказать, что жизнь с Богом — это жизнь по совести, а сейчас понимаю, что это не всегда так. Может церковный человек, к сожалению, быть бессовестным, и нецерковный человек может иметь сильную совесть.

— Некоторые люди приходят в храм, руководствуясь чисто прагматическими интересами, стремясь таким образом решить какие-то бытовые проблемы...

— Господь сказал: «Просите, и дастся вам». Он сказал просить обо всем. В принципе, мы не только имеем право, но и во многом должны рассчитывать на помощь Божию, просить Божией помощи во всех наших делах, даже самых бытовых. Другое дело, что если это не совпадает с волей Божией, тогда мы должны понимать, что если Господь чего-то не дает, значит, это нам неполезно и не входит в замысел Божий о нас.

— Когда вы явно чувствуете присутствие Бога в мире, что Он здесь, рядом?
— Не могу сказать, что я чувствую присутствие Бога всегда. Если бы чувствовал всегда, не грешил бы. Но это ощущение бывает достаточно часто. Всякое проявление любви, милости, красоты — везде чувствуется присутствие Божие насколько ощутимо!

Петербург — место уникальное

— Какие места родного Санкт-Петербурга вам особенно дороги?

— Я люблю город — и целиком, и разные уголки. Петербург — место уникальное: в европейской форме очень русское содержание. Для России это одна из самых больших драгоценностей. Все уголки Петербурга хоть и существуют отдельно, но воспринимаются в единстве с городом. У него не только свое лицо, но и тело — гармоничное, красивое, как у архитектурного ансамбля или у прекрасного здания. Я люблю весь центр, исходил его вдоль и поперек. Те изменения, которые там произошли за последние пять лет, меня больно ранят. Тяжело видеть, как цельность города разрушают нынешним новостроем в центре. Как это ни странно звучит, мне очень тревожно за тех людей, которые это творят, потому что когда-то все равно ответ придется давать. А что такое судьба какого-то чиновника в сравнении с историей старинного здания? Когда-то совесть человека остановит и скажет: «Посмотри: это место воспела Ахматова, здесь проходил Гумилев незадолго до расстрела, а тут Пушкин бывал. И что ты сделал здесь? Почему? Для чего? В конечном счете для того, чтобы набить свой карман!» И человеку придется остановиться и посмотреть на это. А дальше два пути: либо покаяться и постараться исправить свой поступок, либо дальнейшее убийство совести. Не поймите эти мои слова как осуждение, я осознаю, что жизнь сейчас жесткая и изобилует искушениями такого рода: если я не сделаю, сделает кто-то другой. Я очень горько переживаю уродование города. С другой стороны, мне сильно жаль людей, в том числе тех, кто к этому причастен. Петербург переживал такие страшные испытания, как революция и блокада, и все равно восстанавливался. Надеюсь, что и дальше у него хватит внутренних резервов, сил на то, чтобы сохраниться и сохранить своих жителей.

— Олег, что вас сейчас больше всего радует и что огорчает в нашей российской реальности, в культурной среде?

— Радует приход в искусство талантливых людей. Это зависит не от времени, а только от Бога. Талантов много в отечестве, они приходят и будут приходить. В этом есть залог счастья и надежды. Расстраивает то, что те люди, которые раньше были хулиганами и к ним так и относились, сейчас пришли в культурную власть и навязывают свои вкусы и мировоззрение. В основном через телевидение, конечно. А телевидение наше вызывает возмущение и ярость. Иногда ощущение просто открытого врага напротив тебя. Это горько.

Святая Русь — идеал нашей культуры

— Вы часто бываете за границей. Что, на ваш взгляд, в духовном смысле отличает Россию от других стран?

— Духовность для меня наднациональна. Если говорить о русском искусстве, то оно просто, иногда даже пренебрежительно относится к материальному и сильно устремлено к душевному. Самое важное в отечественной культуре в лучших ее проявлениях — это духовная доминанта. Словосочетание «Святая Русь» очень точно характеризует идеал нашей культуры. Что касается духовности, нельзя говорить о том, что Россия — духовный центр, а Европа погрязла в мещанстве и буржуазности. Ничего подобного. Есть и в Европе творцы, которые устремлены к духовным исканиям, это их очень волнует и беспокоит. Другое дело, что, может быть, общая направленность европейской культуры гораздо более материальна, чем отечественной. Я не могу без европейской жизни, культуры. Что меня пугает в нынешней Европе, это как раз потеря христианских ценностей — милосердия, чистоты нравственной. Проблема не в том, что люди развратились, а в том, что они боятся быть нравственными. Это поразительно! Нынешняя Европа — безусловно, продукт христианского социального развития. И теперь она от этого отказывается, ведет себя, как душевнобольной человек, который сам себя разрушает. Но, опять-таки, если бы мы все были такие белые, пушистые и красивые, было бы просто говорить. У нас своих бед и грехов так много, что с этим бы разобраться. Я не судья. Стараюсь и здесь, и там услышать хорошее.

— Вы космополит?

— Нет, я не люблю слово «космополит». Я русский человек. Другое дело, что «во Христе нет ни иудея, ни эллина, ни варвара. Все и во всем Христос». Для меня это самое главное. Равно как и то, что написано в Евангелии: «Небесного Отечества ищем». И пока я живу здесь, на Земле, я русский человек. Если Господь управит, спасет, и мы встретимся за пределами этой жизни, если милость Божия будет такая, то в Царствии Небесном мы вряд ли будем говорить «я русский», «я француз»... Наверно, это останется, но только как качество, как цвет волос или глаз.

К слову отношусь сакрально

— Вы трепетно относитесь к слову, ставите его на пьедестал. Как, на ваш взгляд, живая родная речь влияет на мысли, чувства и поступки?

— Слово — это форма мысли, форма эмоций, форма чувства. Слово, наконец, — отличительная черта человека. В славянском языке «бессловесная тварь» — тварь бессмысленная. В греческом языке «логос» — и слово, и закон. Для меня это — дар Божий, способность выражать свои мысли. Слово бесценно, за каждое придется ответить. Словом много можно совершить — как доброго, так и дурного. Поэтому, я думаю, к нему нужно относиться бережно, трепетно и очень ответственно. Я отношусь к слову сакрально, для меня это священная сущность.

— Творчество каких поэтов вам особенно близко?

— В первую очередь творчество Пушкина и Лермонтова. На первом месте все-таки Лермонтов. Здесь как любимая мелодия: ты знаешь, что есть какие-то музыкальные произведения более великие, но тебе нравится именно это. Мне очень близки стихи Лермонтова, как и проза Достоевского: кажется, что это мог бы написать я — не в смысле гениальности, а в смысле языка. Я вот так мыслю, так разговариваю. Чем больше проходит лет, тем большее восхищение у меня вызывает Пушкин. Такое соединение простоты и совершенства — что-то невероятное, это счастье, живой родник! Можно перечесть Пушкина — и сразу настраиваешься. Почти то же я могу сказать о песнях Окуджавы, но там масштабы иные — камерные, лирические, но суть та же. Тоже настраиваешься, и для тебя начинает звучать гармония сфер Небесных. Гармонизируется вокруг все мироздание, и это чудо! Возвращусь к вопросу о слове. Если к нему относиться так, как оно того заслуживает, если ощущать ответственность перед работой в слове, возникают такие потрясающие вещи: мир гармонизируется вокруг тебя словом!

— Особое место в вашем творчестве занимают программы, посвященные памяти известных исполнителей отечественной эстрады. Какое значение вы придаете таким концертам?

— Сложился репертуар, вырос в определенную программу, и стала интересна судьба человека — автора, артиста. И оказалось, что судьбы красивые, трагические, захватывающие. Александра Вертинского, Петра Лещенко никто не забывал. И уж тем более никто не будет забывать Булата Окуджаву еще очень многие годы. Он совсем недавно ушел, и есть огромное количество людей, которые с ним близко общались. Я считаю, необходимо, чтобы прекрасные песни звучали не только в записях, чтобы артисты, ныне живущие и действующие, их исполняли, чтобы эти песни жили, в том числе и на эстрадных подмостках.

— Как вы открыли для себя песнопения иеромонаха Романа?

— Первый раз я их услышал в исполнении Жанны Бичевской. Они произвели на меня сильное впечатление. Когда увидел записи в церковной лавке, приобрел. Сначала я исполнял песнопения в частном порядке, и меня просили сделать записи. Я поставил условие: если получу благословение отца Романа, то запишу. Нам организовали встречу. Отец Роман благословил меня не только записать альбом, но и исполнять его песни на сцене. Я их пою с 2000-го года.

Православие поможет России духовно возродиться

— Что вас зовет к новым творческим высотам?

— Есть у всякого артиста внутри огонек, иногда пламя, которое заставляет творить, от этого нельзя отказаться. Часто это называют вдохновением. Но вдохновение — что-то стороннее, а потребность творить — она внутренняя. А когда это совпадает, тогда получаются замечательные вещи.

— На фестивале «Глас Ангельский России» вы были удостоены награды «Ангел Трубящий». Какое предназначение, на ваш взгляд, Бог определил вам в земной жизни?

— Как можно за Бога говорить? Пути Господни неисповедимы. Тот фестиваль с таким названием «Глас Ангельский» — он одновременно обязывающий и очень красивый по названию. Я убежден в том, что каждый певец должен нравственными категориями осмыслять свое творчество. А в идеале, действительно, пение — это Ангельское служение. Для меня такое сравнение — счастье.

— Олег, как вы считаете, что может привести нашу страну к духовному возрождению?

— Вера православная и Церковь. Я отношусь к Церкви, как к матери. Православие поможет России духовно возродиться.

— Мы часто слышим фразы: «все преходяще», «ничто не вечно под луной»... Это вовсе не радует сердце. Что все-таки вечно в нашей жизни?

— Бог вечен, душа наша вечна. Вместе с этим вечно все доброе и, как ни горько, все недоброе, что у нас есть. Вот что перевесит, что победит, с тем мы будем жить дальше. И хотелось бы, чтобы доброе победило.

— Чего бы вы пожелали читателям газеты «Вечный Зов?»

— В контексте этого разговора — спасения! Это то, чего я всегда желаю себе и любому человеку, который способен услышать это слово. Верующие люди меня поймут. Чтобы путь жизненный был интересным и не тягостным. Хотел сказать «легким», но легкого не бывает. Даже неинтересно, если все легко. Всем читателям газеты желаю здоровья, любви и радости!

Беседу вела
Вера Муравьева

www.vzov.ru
http://believeinlove.3dn.ru/publ/21-1-0-473