Интервью на петербургском радио в программе «Ветер в окно» 8 июня 2004 г.

(начало не записано)

О.П.:
- Нет, были опыты. В принципе-то всё, это всё не достигает того уровня, который есть уже в написанном, и поэтому даже, в принципе, в домашних как бы обстоятельствах, я это уже давно прекратил, я не исполняю.

Вед.:
- Как Вы довольно жестоки к себе. «Вот это я не буду делать, потому что вот это есть лучше меня, поэтому этим я заниматься не буду».

О.П.:
- Вы знаете, когда у человека есть необходимость, очень точная необходимость, что-то сделать, он всё равно будет это делать. Если даже неспокойно, но всё-таки расстаёшься с каким-то занятием своим, значит, нет у тебя такой вот необходимости это делать.

вед.:
- А в чём у Вас есть необходимость что-то делать, кроме пения? Вот Вы ощущаете вот, что вот без этого Вы не можете?

О.П.:
- Всё-таки пение на сцене – это поприще, конечно. Это не основное, что мою жизнь наполняет, вот. И наверное, хотя определяет мою жизнь, безусловно, но это не конечная цель моего существования, как и каждого человека. То время, когда я свободен от работы, это, кстати, крайне редко, то есть почти нету такого времени (вед.: «Я убедилась, когда до Вас дозванивалась»), но в это время – я просто стараюсь посвятить его общению с необходимыми мне людьми. Или книгами, вот, но всё-таки больше людьми. А в силу опять-таки профессии моей, при таком количестве путешествий, и переездов, и встреч, вот, у меня сейчас очень тяжело, не хватает времени даже на то, чтобы общаться с теми людьми, с которыми я должен общаться.

вед.:
- «Должны» и «необходимые Вам люди» – это Вы имеете в виду необходимые по работе или необходимые по…

О.П.:
- Нет, по жизни, конечно, по жизни.

вед.:
- По жизни, по душе как бы, да?

О.П.:
- Да. В первую очередь, любимых людей, друзей, но, помимо этого, и тех людей, которым я… Как сказать, знаете, у каждого из нас, кстати, есть люди, которые… которым мы должны сказать определённые слова в этой жизни, которым мы должны чем-то помочь. Или которые должны помочь нам. Причём, как правило, это всё очень взаимосвязано. Иногда ты даже не знаешь в процессе даже общения, для чего это и почему это, но потом убеждаешься, что это было необходимо. Или очень болеешь, когда эта встреча вообще не состоялась. А вот последние два года какие-то были достаточно жёсткие, вот, не только для меня, а в общем-то даже для всей планеты, вот, и для многих из тех, с кем я знаком, те годы, действительно, были и напряжённые, и тяжёлые, и вот какие-то люди уже ушли навсегда, с которыми я о чём-то не договорил и… или что-то не сделал. Вот. Это мучительные переживания. Потом, всё-таки, время, чем трагичнее оно закручивается, чем жёстче все эти вот болты и гайки свинчиваются, тем всё-таки нарастает сопротивление серьёзнее. Уже у меня такое ощущение, что даже по физическим законам, то есть люди, которые хотят остаться людьми, а таких большинство, в общем-то, они пытаются как-то протестовать всему этому натиску. К несчастью, не все это делают ради добра или даже самосохранения, вот, всё это иногда выливается в дикие какие-то вещи разрушительные, но кто-то всё-таки пытается сохранить и Вселенную, и себя во Вселенной, и Вселенную для себя. Что касается внутреннего самочувствия, мировоззрения, ощущения себя в пространстве и в жизни своей, может быть, вообще в пространстве существования человечества, там, истории и всего прочего, то всякому человеку здесь необходим стержень, основание, на которое нанизывается всё остальное, и, как в моём случае, там, допустим, литература определённая, определённая музыка, определённое общение, а отношение к жизни всё-таки должно чем-то определяться. Для меня оно определяется православной церковью, церковной традицией, верой, и эта часть жизни, которая в принципе уже, при всех проблемах, при всех грехах и при всех прочих обстоятельствах, всё-таки является определяющей в моём отношении к жизни и к творчеству.

(«Донесла случайная молва
Милые ненужные слова:
Летний Сад, Фонтанка и Нева.
Вы, слова залётные, куда?

Здесь шумят чужие города.
И чужая плещется вода…»)

О.П.:
- Родился я в Петербурге, в самом центре, на углу улицы Маяковского и Жуковского, поэтому, в принципе, петербуржец, конечно, вот, но даже не только по рождению, не только потому, что я вырос в Петербурге, а с 16 лет просто дни и ночи был в Петербурге, вот, очень долгий период, если судить по моей жизни, там почти семь лет, а потом начались разъезды, и, честно говоря, сейчас я в Петербурге бываю крайне редко, вот, но, понимаете, быть петербуржцем - оно, в общем-то, серьёзнее этого, шире этого. У меня иногда такое ощущение, что я физически являюсь частью этого города, то есть, где бы я ни находился, на сцене или в Москве, или в Стокгольме, или в Париже, или где-нибудь за Уралом, вот, всё равно - это входит на эту сцену Петербург, вместе со мной, но даже если я говорю вещи немножко не скромные, то они оправдываются моей абсолютной уверенностью в этом. Я мог бы себя назвать также как бы, ну как сказать, представителем Петербурга, но это было бы неверным, потому что я – часть этого города, как и город – это часть моя настолько серьёзная, что если, в силу каких-то обстоятельств, мне приходится с этой частью расставаться надолго, это настоящая кровавая рана. Вот. А город… Интересная у нас с Вами жизнь, правда? Мы наблюдаем смену эпох, причём, она, конечно, страшная – эта смена эпох, вот, и она стремительная. Это уже, я не знаю, кто, не наши даже родители такого не могли всерьёз наблюдать, как мы с вами сейчас, и переживать (вед.: «Да, да, это тяжело») и я вижу, как пытаются поменять город в этих разных эпохах. Как правило, к моему страшному сожалению, и не только моему, отчаянно бездарно. То есть вот как-то грустно, но современность – она вообще с Великим, по-моему, не хочет дружить. А Петербург – город великий, вот, и поэтому современность с ним не дружит. Но город – поразительная вещь, вот, ведь сколько сменилось в нём жителей, причём, сменилось как-то катастрофически почти полностью, как после революции, после Отечественной войны, а всё-таки город своих жителей формирует опять в духе достоинства, красоты и величия, это поразительная вещь. Вот. Но за это его невозможно не любить, хотя, к несчастью, можно ненавидеть, как это встречается в наше время. Но опять-таки, ненавидят те, которые не знают. Те, которые, даже не любя Петербург, вдруг с ним встречаются по-настоящему, они должны покориться его очарованию.

вед.:
- Первый раз от Вас слышу, что кто-то ненавидит Петербург.

О.П.:
- А Вы знаете, ненавидят не в бытовом смысле, что вот, типа там, скрежещут зубами, машут кулаками и топчут ногами, нет, а ненависть там в смысле, значит, активного неприятия. Дело в том, что наше время - ох, такое это наше время: так сижу тут над ним, над этим временем, суд вершу – но на самом деле, у всё-таки современности есть определённые характерные черты и, в том числе, отчаянный дилентантизм и необразованность. Вот. Но спаянная вместе с этой необразованностью, с дилентантизмом – (?)категоричность суждений. Вот. И люди, где-то что-то услышав, где-то что-то прочитав, – чего стоит одна эта свистопляска отвратительная с криминальным Петербургом. Ведь у меня до сих пор это не проходит - вот уж, действительно, как настоящая рана. Причём вся страна в этот же момент свидетельствовала о том, что ситуация в Петербурге далеко не самая плохая. Вот. И, тем не менее, массированно, нагло - я не могу употребить другого слова - навязывалось определённое мнение. И где бы мы ни приезжали, в какие города, вот два года назад, нам говорили, как вы там вообще выживаете и как же вы можете возвращаться туда. Вот. Это было бы очень смешно, если бы не было так грустно, потому что ведь создаётся определённый образ. А потом надо это всё, вот завалы эти все, нечистоты расчищать. Но, может, это достойная на самом деле работа.

вед.:
- Что для Вас значит вот - истинный петербуржец?

О.П.:
- Есть слово отчасти итоговое всё-таки. Петербуржец обязан ощущать человеческое достоинство, очень серьёзно, очень даже как-то вот ранимо. Этому обязывает и город.

вед.:
- Каким Вы себя видите лет этак так ещё через двадцать?

О.П.:
- Хотелось бы все годы, которые Господь даст, прожить достойно, в том смысле, чтобы о тебе вспоминали с радостью и счастливо, и о том, чтобы, в первую очередь, конечно, твоей душе потом оправдаться, по возможности, милостью Божьей, после этой жизни.
Профессия, в которой я сейчас существую, меня абсолютно устраивает. И отчасти, ну судя по тому, что пока всё идёт более-менее успешно, я устраиваю эту профессию тоже. Поэтому, даст Бог, если будут силы и возможности через двадцать лет петь, это хорошо.

вед.:
- Напомню, что у нас в гостях был петербургский певец Олег Погудин.

(«Гори, гори, моя звезда…»)