17. «Грузинская песня» (после первых аккордов зазвучали аплодисменты

и, конечно, по завершении)

«Спасибо. Спасибо. Была у меня вчера чудесная встреча и неожиданная, поэтому я… не знаю… Сегодня так тепло, так замечательно. Вот цветы уже, в прямом смысле, некуда класть. На пол их класть нельзя – не позволяет никакая - никакая артистическая культура, ни чисто человеческое отношение к цветам, к которым я отношусь с трепетом и нежностью, как они того, в общем-то, и заслуживают. А вчера в музее Александра Сергеевича Пушкина на Арбате было открытие выставки художника…

художника из Тархан Геннадия Валентиновича Салькова, и сотрудники музея, директор музея – Тамара Михайловна, они попросили меня прийти сказать какие-то слова на открытии выставки. Причем, мотивировали

это тем, что вот необходимо, чтобы какой-нибудь сколько-то известный человек присутствовал и что-то сказал. Вот. Но музейщики

– народ особенный, чудесный, вот, фантастический, суматошный, но суматошный именно в своем беспрерывном бескорыстном служении тому, что они любят. А любят, как правило, они очень счастливые вещи – высокие, возвышенные, чудесные, гениальные, как, допустим, в случае с Александром Сергеевичем Пушкиным и с Михаилом Юрьевичем Лермонтовым. Любят как их произведения, я говорю – перевожу слово «вещи», для себя, прежде всего, так и самих наших гениев, которые для них люди очень близкие. Вплоть до того, что как будто бы близкие родственники. Говорить с ними – настоящее наслаждение. А я так долго сейчас говорю потому, что, когда я туда появился, там было много людей не просто известных, а по-настоящему чудесных и заслуженных, и людей, которых мы любим, с которыми много лет дружим, которых долго не видели. Например, Юрий Витальевич (фамилию не расслышала), которого не видел 10 лет, наверное. Да, лет 10. И к чему весь этот разговор? Когда после открытия выставки – замечательной, чудесной, кстати, будет время и силы – зайдите обязательно на Арбат, посмотрите прекрасно исполненные, очень нежные пейзажи Тархан. Может возникнуть ощущение, что ты там побывал. А я вчера как раз в приветственной речи благодарил за то, что Тарханы неожиданно прибыли в Москву, и вот сейчас такое счастье – встретиться с Тарханами, а заодно и со многими друзьями. И вот директор музея Пушкина на Арбате как раз долго-долго не решалась, и это очень трогательно было, очень нежно, а в конце концов спросила (Олег перешел почти на шепот): «Олег, ну, скажите, а вот у меня интересуются знакомые, ну, куда же, куда же потом деваются все эти цветы?»

(смех в зале)

Но иногда мы и не успеваем уследить, и в залах цветы пропадают.

Уж не знаю кто. К совести сотрудников взывать бесполезно потому, что я даже их судить не могу, вот, ну невозможно – не удерживаются перед прекрасным, и кто-нибудь иногда стащит.

(смех в зале) Важно… важно в этом иное: цветы – это, в общем-то, дар Божий, потому что мы их сами не создали, сколько бы мы их… но, конечно, талантливые люди, в этом смысле талантливые, которые умеют выращивать совершенно потрясающие цветы, но, все-таки все дается и дано нам свыше, и в цветах как раз сочетание того, что мне бесконечно дорого, – прекрасного, нежного, беззащитного, и, в то же время, своей беззащитностью, своей потрясающей природной, надмирной в то же время красотой, такое сильное, едва ли не могучее свидетельство об истине. Об истине в том, что красота и любовь – они все равно, в конечном итоге, нам дороже всего остального. Дороже славы, дороже богатства, дороже каких-то наших желаний утвердиться в этом мире. Философствую не просто так. Это я пытаюсь поблагодарить хоть в какой-то малой степени за то счастье, которое вы постоянно нам дарите. Поверьте, я бесконечно это ценю. Вот и даже вот эту любовь и признательность, выраженную в такой красоте (повернулся к столику с цветами, а их, действительно, огромное количество, по-моему, по соотношению количества зрителей и цветов – наибольшее из когда-либо мной наблюдаемого) ценю бесконечно. Спасибо вам огромное.(аплодисменты)

Мы потихоньку подошли к концу выступления – к финалу, хотя наша, действительно, встреча сегодня происходит в необыкновенной атмосфере - она почти домашняя, поэтому расставаться, право, не хочется, хотя должен быть и всему, всему самому хорошему должен быть какой-то предел. Иногда мы должны его сами полагать. Для чего? Для того, чтобы это хорошее всегда было желанным, для того, чтобы мы стремились к нему снова, для того, чтобы мы берегли его в своих сердцах и потом, потом никогда бы им не пресыщались. Такое случается иногда… (из зала – тихое: «невозможно») Это возможно (и уже бурная протестная реакция зала, вызвавшая улыбку и возражения Олега Евгеньевича) Наконец у меня диалог с залом – не бесконечный монолог. Это возможно».

Разговор-диалог все-таки не совсем состоялся. Думаю, что основной причиной явилось то, что зрители отвыкли от такой формы общения (а многие, включая и меня, и не застали), не были к ней готовы. Ведь уже многие годы существовала, в основном - может быть, за небольшим исключением, когда встречи проходили в Спасском-Лутовинове (да и то не так) - одна форма общения: артист – на сцене, зритель – в зале, которая, казалось, Олега Евгеньевича вполне устраивала, и ничего менять он не собирался, да через записки, если хочется что-то довести до Олега Евгеньевича, чем-то поделиться, но это опять монолог, но монолог зрителя. В связи с этим мне кажется кстати вспомнившееся высказывание Марианны (13.02.10, ДК им. И.И.Газа (СПБ) 19.02.2010, 19:13 | Сообщение # 48)
Другая причина отсутствия диалога, считаю, в отсутствии спорных моментов. Ну, о чем из сказанного можно было поспорить, что кажется неверным?
А спор насчет возможности или невозможности пресыщения? По-моему, каждая из сторон осталась при своем мнении. Это, мне кажется, из области чувств, а не знаний. Пока сам не ощутишь, не получишь такой опыт, поверить на слово трудно, если не невозможно. Да и как объяснить?

(продолжение будет)

Очень интересно, что имеется в виду? Тем более "в малых залах". "На заре концертной деятельности" стиль поведения Олега Евгеньевича на сцене был настолько сдержанным, что трудно было и предположить свободное, живое общение, для меня большая загадка - чтО он вспоминает.

До 1996 года о беседах в залах не слыхала, а с 1996 года до 2001 даже монологов было мало, изредка - ответы на записки. Даже в совсем малых залах (Юсуповский дворец - 150 мест, особняк на Моховой, 15 - 100 мест, Брюлловский зал Русского музея - около 100 мест) - никаких разговоров не было. А 28 декабря 2001 года состоялся первый творческий вечер в Политехническом музее, почти 3хчасовой. Этот опыт был повторен 7 декабря 2002 года, и разговор продлился больше 3х часов. Это были не концертные выступления, а именно объявленные "Творческие вечера". После этого Олег Евгеньевич такого не устраивал, по-моему, ни разу. А жаль!

Олег Погудин своей концертной деятельностью, выступлениями в известных усадьбах России воспевает и хранит лучшие традиции отечественной и мировой культуры.
Новый концертный зал Преображенского храма Балашихи, который в этот раз ему было доверено открыть, расположен в бывшей усадьбе Пехра-Яковлевское. Место это в Подмосковье известное, храм на территроии усадьбы очень красивый.
Далее от прозаических высказываний воздержусь и описание концертного вечера, истории этих мест и самого храма, впечатление от выступления Олега Евгеньевича в той форме, которая мне на сегодняшний день ближе. Надеюсь всех не утомить слишком:

Весна. Всё полно тайной неги:
На пробужденном тихом бреге
Раскрылись первые цветы,
Гуляет ветер робкий, нежный,
Реки теченье безмятежно,
Над храмом небеса чисты,
И светлой радостью Пасхальной
Наполнен звон колоколов.

Здесь слышен звук историй дальних,
И бродит тень иных веков,
Здесь в залах музыка звучала,-
К реке стремился светский шум,
И выставки картин бывали.
Средь книг, хранительниц всех дум,
Порой царила власть мечтаний,
Предшественница добрых знаний.

И предваряя свой рассказ
О том, как пел Певец наш славный,
В вечерний предзакатный час,
В красивом месте, столь державном,
Для тех, кто носит Божий крест,
Историям Российских мест
С любовью, трепетно внимает,
Кого глас рифм не утомляет,
Взглянуть прошу я в прошлый век,
Истории услышать бег:

Во времени от нас далёком
На берегу реки высоком
Село стояло. Древний род
Служилых в нём недолго правил,
Потом правление оставил
И, соблюдая правил свод,
Продал Голицыным именье.
Голицын старший Михаил
В усадьбе строить храм решил,
Подал в приказ своё прошенье
И челобитную царю.
Сей замысел благословенный
Был воплощён, и возведенный
Из дерева, звал к алтарю
Храм у Пехорки вскоре. Свечи
Горели ярким светом. Речи
Молитв читал всем Авраам.
Во имя Спаса нареченным
Был храм и Нерукотворенный
Хранил он Образ. К тем летам
Конца семнадцатого века
Духовным центром храм сей стал.
Голицын, храбрый генерал
Был увлечённым человеком,
Собрал "московский Эрмитаж",
Преобразил своё именье,
И церкви белое строенье
Украсило родной пейзаж.
Усадьбы славные пенаты
И церкви белые палаты
Продолжил строить Михаил,
Он генералу был племянник,
Небес назначенный избранник
Мысль зодчего в жизнь воплотил.
Алтарь, ротонды, колокольня
Украсили усадьбы храм.
По Подмосковным всем местам
Он редким был. Приют раздольный
Вместил в себя роскошный сад,
Часовни и погост с крестами,
Театр, парк, дом с флигелями.
Все интерьеры и фасад
Прелестны были, но Голицын
На удивленье многим лицам
Со временем был разорён
И заложил своё именье.
Вступил после него в правленье
Гагарин. Князем знатным он
Был, деньги тратил на картины
И очень живопись любил.
Недолго он в именье жил.
(Менялись часто властелины.)
Нарышкина имела власть,
Но продала она именье
И все поместные строенья
Лобанову. Он эту часть
Имущества отдал приданым
За дочерью своею Анной,
У Анны дочь была своя
И вышла замуж за Роопа.
За Русь он воевал с Европой.
Судьба к имению мила
Была и очень благосклонна,
Хозяев мудрых сим местам,
Где расположен Спасский храм,
Ниспосылала. Голос звонный
Колоколов всегда звучал,
Событий время оглашая,
Молитвы в небо посылая,
Но революции оскал
И власть в правление Советов,
Не признающая обетов,
Закрыла Божий Спасский храм,
Разорены были иконы,
Святые попраны законы,
Но люди к Божиим вратам
Приходят рано или поздно.
Прошла кровавая война,
Пришла победная весна,
И скрылся лик безбожья грозный.
Храм Спаса освящён был вновь,-
Свершилась воля Сотворенья
И ныне храм Преображенья
Восславил Божию любовь.

(Продолжение следует)

Татьяна, мне как раз показалось из нескольких моментов, что Олегу хотелось именно диалога.
Я, со своей стороны, бесконечно признательна всем, кто помещает монологи на Форуме, да еще с такой точностью, что буквально слышишь все заминки и вздохи, словно присутствуешь в зале. Очень сожалею, что в Питере Олег говорит мало, на порядок меньше, чем в Москве, поэтому хоть почитать - и как будто пообщаться. На "Молитве" у нас я даже отдельно поблагодарила его за монолог, чему он как-то особенно обрадовался.

«Для того, наверное, нам и даны какие-то внутренние особенные… особенные возможности. Возможности к самоограничению, возможности веры, которые сводятся в конечном итоге к такому счастливому качеству, как рассудительность. Рассудительность и, может быть, даже, вот есть счастливые люди, которым дана сила обретать настоящую радость в воздержании от чего-то. Я боюсь сейчас так серьезно как бы уходить в размышления на эту тему, потому что должны быть всему свое время и место. Но, тем не менее, когда мы заканчиваем, завершаем концерты, несмотря на то, что действительно еще чувствуем и собственное счастье пребывания на сцене, и чувствуем то, что залу еще необходимо это общение, необходимо то, что звучит на сцене, вот, мы заканчиваем по двум причинам: иногда просто падаем от усталости – это я говорю буквально – не фигурально, а буквально: выходишь со сцены и падаешь на первую горизонтальную плоскость, которая тебе попадается, но и в том смысле, что… в том смысле, чтобы сберечь это желание встречаться снова и снова, видеться снова и снова. И вновь и вновь этими встречами, за редким исключением, вот, а так – это особое счастье почти для всех свидетельствовать о разумном, добром и вечном. Все это, вот еще, может быть, слово «красивое» туда подходит. Но вот, правда, без доброго не бывает ни красивого, ни вечного, ни даже разумного. Это я уже по своему даже жизненному опыту в этом убедился. Добрые песни у Окуджавы. Добрые песни у Вертинского, какие бы они ни были иногда колкие, едкие, может быть, даже несколько вычурные. Вот. Все равно они добрые. И в этом свидетельство их правды – так же, как и почти, в общем, во всех тех песнях, которые, милостию Божией, нам удается исполнять.
Следующая песня – она любима всеми. Вот. И она – свидетельство мощного, сильного и красивого духа автора, ее написавшего. Она, может быть, не безупречна с точки зрения мысли, но она однозначно прекрасна и восхитительна с точки зрения чувства, веры, надежды и любви».

18. «Молитва Франсуа Вийона» (Пока земля еще вертится, пока еще ярок свет…)

И, когда песня уже зазвучала, раздались аплодисменты.

Наряду с цветами, Олегу подарили картину с изображением роз. Если не ошибаюсь, то это работа той же художницы, которая украсила картинами стены зала, и это о них Олег так хорошо отозвался. Поблагодарив за подарок, Олег поставил картину так, чтобы её было видно из зала.

19. «Песенка, короткая, как жизнь сама»

Под звуки аплодисментов и возгласы «браво» Олег приглашает Игоря выйти на сцену.
После «совещания»

на сцене остались Олег с Игорем, и мы услышали романс:

20. «Жаворонок»

Опять кто-то начал выражать свой восторг аплодисментами уже в то время, когда песня звучала

(К сожалению, небольшая часть текста отсутствует)
«…или, по крайней мере... Иверской Божьей Матери, вот буквально на днях, по-моему, должна быть, да? Этот романс – он в нашем репертуаре очень давно. Самое в нём драгоценное то, что он очень-очень настоящий, настоящий в каком смысле? Он написан очень давно, он написан в начале 19 столетия, хотя по музыке он может быть настолько… настолько близок к нам сейчас, что мог бы родиться и в совсем недавнее еще время. Слова его, конечно, принадлежат, уж точно, эпохе века 19 или конца 18 столетия, начала 19 века. По крайней мере, так – в простоте, так могли писать только люди того времени. Это их счастье особое, их ответственность особая, и главное, что в этом их, наверное, ну, может быть, самое неоценимое в их наследии, в том наследстве, которое досталось нам.
Говорить о высоком просто и естественно, как в обиходе, в быту… в этом смысле я очень признаю название «бытовой романс». Ни в каких других смыслах, а вот именно в этом, что эта песня принадлежит людям очень разным. Людям простым, людям возвышенным, людям искушенным, людям образованным, людям, обремененным какими-то бедами, скорбями и даже страстями, людям чистым, в то же время – людям счастливым, праведным. Всем-всем-всем людям, которые жили, бытовали какое-то очень долгое время на нашей земле, – нашим предкам. И мне кажется, что их бытование – может быть, еще о чем другом можно поспорить, а вот, как бы в быте вряд ли уже кто-нибудь будет спорить – это как раз самое прекрасное бытование, которое выпало на долю нашего отечества за все время его существования. Я в этом почти уверен. Во всяком случае, я с наслаждением прикасаюсь к этим бытовым романсам».

21. «Поручение и молитва»

(на аплодисменты) «Спасибо. Я вынужден закончить концерт и не буду мудрствовать по этому поводу. (смех) Вот, уже действительно его надо заканчивать. Если бы у нас с вами сегодня родилась какая-то взаимная беседа, наверное… мы могли бы здесь провести много-много времени. Тем не менее, многим добираться достаточно далеко. Вот. А мы… Ну, по крайней мере, от себя скажу. Ребята здесь далеко не первый раз, хотя (обращается к Михаилу): «вы были в другом помещении?»
М.Н.: «Да, это премьера сегодня»
О.Е.: «Премьера открытия. Вот, а я, хотя ехал сюда с беспокойством чисто физического свойства – я просто не знал, какое будет сегодня помещение, знал только, что небольшое, но сейчас испытываю колоссальную радость и даже восторг оттого, что это помещение настолько хо-ро-шо, настолько замечательно! (аплодисменты)
Все-таки сейчас в Москве ( не поняла, но похоже на «нет зала») подобного рода для выступлений, вот, и поэтому я желаю и отцу Николаю, и всем тем, кто здесь подвизается, тем, кто здесь радуется, тем, кто здесь печалится, тем, кто здесь проводит свою жизнь ради Бога, ради других людей, вот, чтобы им всегда спошествовала помощь Божия, вот, и никогда не покидали силы на все добрые дела, которые здесь проходили, происходят и будут проходить, желаю и надеюсь, долго-долго-долго. Спасибо вам огромное! (аплодисменты)

Ещё три момента... Сказать сегодня это можно. Сегодня вокруг родные люди. Я никогда не подписываю ничего, пока не прекратятся аплодисменты. Это как бы (слово не расслышала, так как шум усилился, а Олег говорил без микрофона) Это никому не в назидание, не в укор. Это я просто объясняю, почему на сценах больших залов я всегда отказываюсь подписывать что-то, когда мне приносят, когда аплодисменты, если только не принесли вот так вот – вместе с ручкой, уже открытое и можно подписать. (оживление в зале) Одну секунду. Многие обижаются просто, поэтому я, вот, как бы… извиняться на больших площадках нелепо, вот, а сегодня можно об этом сказать. Вот. И еще тоже это реалии… Все-таки я включу микрофон, потому что… потому что чуть-чуть, чуть-чуть притомился. Реалии нынешнего времени – вот то, что мы, как правило, ни в одном зале не можем общаться после концерта. Это не моя прихоть. Это, действительно, обстоятельства нашего времени, когда очень усилены меры безопасности и, как правило, в любом зале настоятельно требуют, чтобы никто не проходил за кулисы после концерта, хотя, честно говоря, на многих концертах – особенно в больших залах – высказываешься на сцене до дондышка – в просторечии, и, в общем, больше рассказать после концерта бывает и нечего. Вот сейчас я об этом сказал, чтобы отзвучали аплодисменты, во-первых. Мы закончили. Теперь я подпишу все, кто что захочет. Еще раз благодарю всех за сегодняшний прекрасный вечер. Спасибо огромное!» (аплодисменты)

Никто не заставил себя ждать, и к сцене выстроилась очередь желающих получить автограф.

Вот уже завершено это чудесное общение. Я пишу «общение» потому, что это ни на что предыдущее не похоже. Нельзя сказать, что это творческий вечер – в том смысле, в котором они проводились: с ответами на заранее поданные или передаваемые из зала записки с вопросами, возникающими по ходу общения, нельзя назвать это и просто концертом. И пусть пока диалога, к которому нас призывал Олег Евгеньевич, не произошло, надеюсь, что все впереди.

Писала об огромном количестве цветов, столик не сфотографировала, но представление все-таки можно получить, глядя на фотографию: Олег просматривает афишу концерта, а за ним видна часть столика с аккуратной грудой (другое слово подобрать трудно) цветов:

«Счастливые часов не наблюдают», и я даже не знаю, во сколько завершился этот великолепный, неожиданный концерт.

Благодарю Протоиерея Преображенского Храма – отца Николая, не только гостеприимно принявшего нас в Храме и концертном зале, но и организовавшего доставку москвичей к метро на автобусе.
Спасибо всем причастным к строительству и обустройству этого прекрасного концертного зала!
Спасибо Олегу Евгеньевичу и музыкантам, не останавливающимся в своем творчестве!

СПАСИБО!!! СПАСИБО!!! СПАСИБО!!!

Оля, просто нет слов - огромное тебе спасибо за это счастье соучастия! А ты, наверное, счастлива вдвойне, потому что "счастье - это быть нужным".

Небольшое дополнение к словам Олега об открытии выставки в Государственном музее А.С.Пушкина на Арбате:

«Мой дом везде, где есть небесный свод…»
12.04.2010

7 апреля в 16.00 в Выставочных залах Государственного музея А.С. Пушкина открылась выставка избранных произведений Геннадия Валентиновича Салькова, мастера пейзажа, воспевшего «страну поэтической родины» М.Ю.Лермонтова. Его работы пленяют тонкостью и изысканностью. На полотнах оживают образы природы средней полосы России – перед зрителем открываются Лермонтовские Тарханы: серебристые дали полей, сбегающие к воде аллеи парка, живописные пруды, окружающие усадьбу. Живая музыка, звучащая в зале, стала прекрасным дополнением к его работам, позволившим передать всю нежность и мягкость тарханской природы. Открыл выставку Богатырев Евгений Анатольевич – директор Государственного музея А.С. Пушкина. Выступали Тамара Михайловна Мельникова – директор музея-заповедника «Тарханы», Мудров Юрий Витальевич – вице-президент Российского комитета ИКОМ, эксперт Международного Совета музеев, Погудин Олег Евгеньевич – певец, заслуженный артист РФ, Пьянов Алексей Степанович – поэт. Выставка привлекла внимание и вызвала живейший интерес у коллег-музейщиков. Особенно приятно было то, что на открытии выставки собралось много молодежи. Студенты Московского академического художественного училища памяти 1905 года, учащиеся школ и лицеев. На открытии выставки художник монументалист Гущин Виктор Николаевич в дар музею «Тарханы» преподнес портрет М.Ю.Лермонтова, выполненный из необычных материалов – стекла на меди.

http://www.tarhany.ru/news/146

(ссылка прислана из Екатеринбурга)

Оленька, эти слова в полной мере можно отнести и к тебе. Спасибо тебе, дорогая, за твой колоссальный труд, за твою доброту и щедрость. И в который уже раз я снова хочу сказать спасибо Олегу, за то, что только благодаря ему, жизнь свела меня с таким замечательным человеком, как ты...