Зал театра очень уютный, фойе – просторное. Свободных мест в зале было не много, а еще у каждого ряда с обеих сторон стояли стулья. Только перед залом увидела афиши:
Сцена – черная без всяких прикрас. Непривычно было видеть расставленные стулья для музыкантов – обычно программу «Песни Булата Окуджавы» Олег исполняет под аккомпанемент только Михаила и собственный. В этот же раз были все - за исключением Елены и Ирины.
1 отделение:
«Музыкант играл на скрипке…»:
«Музыкант играл на скрипке, я в глаза ему глядел,
Я не то чтоб любопытствовал - я по небу летел.
Я не то чтобы от скуки, я надеялся понять,
Как умеют эти руки эти звуки извлекать…»
Инструментальная пьеса
«Арбатский романс»:
«Арбатского романса знакомое шитье,
К прогулкам в одиночестве пристрастье,
Из чашки запотевшей счастливое питье
И женщины рассеянное «здрасьте»...»
«Песня о молодом гусаре»:
«Грозной битвы пылают пожары,
и пора уж коней под седло.
Изготовились к схватке гусары:
их счастливое время пришло.
Впереди -- командир, на нем новый мундир,
а за ним -- эскадрон после зимних квартир...
А молодой гусар, в Наталию влюбленный,
он все стоит пред ней, коленопреклоненный…»
«Песенка о московском муравье»:
«Мне нужно на кого-нибудь молиться.
Подумайте, простому муравью
вдруг захотелось в ноженьки валиться,
поверить в очарованность свою!...»
«Еще один романс»:
«В моей душе запечатлен портрет одной прекрасной дамы.
Ее глаза в иные дни обращены.
Там хорошо, там лишних нет, и страх не властен над годами,
и все давно уже друг другом прощены...».
Инструментальная пьеса
«Песенка об открытой двери»:
«Когда метель кричит, как зверь,
протяжно и сердито,
не запирайте вашу дверь,
пусть будет дверь открыта…»
«Он, наконец, явился в дом…»:
«Он, наконец, явился в дом,
где она сто лет мечтала о нем,
куда он сам сто лет спешил,
ведь она так решила, и он решил…»
«Живописцы»:
«Живописцы, окуните ваши кисти
в суету дворов арбатских и в зарю,
чтобы были ваши кисти словно листья.
Словно листья,словно листья к ноябрю…»
«В день рождения подарок»:
«В день рождения подарок
преподнёс я сам себе.
Сын потом возьмёт - озвучит
и сыграет на трубе.
Сочинилось как-то так, само собою,
что-то среднее меж песней и судьбою…»
«Арбатские напевы (Плач по Арбату)»:
«Я выселен с Арбата, арбатский эмигрант.
В Безбожном переулке хиреет мой талант.
Кругом чужие лица, враждебные места.
Хоть сауна напротив, да фауна не та…»
«Спасибо. Эта песня… эта песня завершила первое отделение. Спасибо вам. Встретимся после антракта. Спасибо.»
2 отделение.
«Капли датского короля» (музыка Исаака Шварца):
«С детских лет поверил я
Что от всех болезней
Капель датского короля
Не найти полезней
И с тех пор горит во мне
Огонек той веры
Капли датского короля
Пейте кавалеры
Капли датского короля
Пейте кавалеры…»
«Красотки томный взор…» музыка Исаака Шварца (Песенка Минского из телефильма: «Станционный смотритель»):
«Красотки томный взор
не повредит здоровью.
Мы бредим с юных пор:
любовь, любви, любовью.
Не правда ли, друзья,
Не правда ли, друзья,
с ней, может быть, непросто,
а без нее нельзя. ..»
«В нашем старом саду» (музыка Исаака Шварца):
«В нашем старом саду,
Там, где тени густые,
Отчего же слова
Ты мне шепчешь пустые.
Отчего же слова
Ты мне шепчешь пустые.»
«Проводы юнкеров»:
«Наша жизнь -- не игра, собираться пора!
Кант малинов и лошади серы.
Господа юнкера, кем вы были вчера?
А сегодня вы все офицеры. ..»
«Затихнет шрапнель, и начнется апрель…»:
«Затихнет шрапнель, и начнется апрель.
На прежний пиджак поменяю шинель.
Вернутся полки из похода.
Такая сегодня погода.
Вернутся, вернутся полки из похода.
Такая, такая сегодня погода…»
Инструментальная пьеса
«Песенка о дальней дороге»:
«Забудешь первый праздник и позднюю утрату,
когда луны колеса затренькают по тракту,
и силуэт совиный склонится с облучка,
и прямо в душу грянет простой романс сверчка…»
«Прощание с новогодней ёлкой»:
«Синяя крона, малиновый ствол,
звяканье шишек зеленых.
Где-то по комнатам ветер прошел:
там поздравляли влюбленных...»
«Вот так она любит меня»:
«Глаза, словно неба осеннего свод,
но нет в этом небе огня,
и давит меня это небо, и гнет --
вот так она любит меня.
Вот так она любит меня...»
«Последний троллейбус»:
«Когда мне невмочь пересилить беду,
когда подступает отчаянье,
я в синий троллейбус сажусь на ходу,
в последний, в случайный...»
«Приезжая семья фотографируется у памятника Пушкину»:
«На фоне Пушкина снимается семейство.
Фотограф щелкает, и птичка вылетает.
Фотограф щелкает. Но вот что интересно:
на фоне Пушкина! И птичка вылетает. ..»
Инструментальная пьеса
«Любовь и разлука» (музыка Исаака Шварца):
«Еще он не сшит, твой наряд подвенечный,
и хор в нашу честь не споет...
А время торопит -- возница беспечный, --
и просятся кони в полет…»
«Я вновь повстречался с надеждой…»:
Я вновь повстречался с Надеждой -- приятная встреча.
Она проживает все там же, -- то я был далече.
Все то же на ней из поплина счастливое платье,
все так же горящ ее взор, устремленный в века...
Ты наша сестра, мы твои молчаливые братья,
и трудно поверить, что жизнь коротка…»
«Спасибо. Я намеренно сегодня не говорил ничего во время концерта, хотя для меня сегодняшний вечер особенно счастливый. Очень давно эта программа не звучала в Петербурге, и тому причины, в общем, не творческие и не нормальные, а просто как-то в последнее время жизнь, в том числе и рабочая жизнь, творческая жизнь подчиняется все больше и больше не тем законам, которым бы должны были подчиняться. В общем-то, может быть это и нормально в каком-то смысле. Может быть, жизнь описывает круги и приходит к каким-то отправным точкам, может быть для нас не очень приятным и даже тяжелым внутренне, но, все-таки, может быть, в этом есть какая-то определенная необходимость. Во всяком случае, надежда будущего старта и поворота от этой точки к чему-то более счастливому и радостному. Иногда творческая душа чересчур может быть восприимчива и может быть видит там беду, где её на самом деле нет, но иногда есть ощущение внутреннее, как в чудесном, очень дорогом для меня произведении Толкиена, что мрак сгущается и что-то надо делать. Иногда понимаешь, что все настолько просто, что все эти отправные точки переживались многими, многими поколениями, переживались великими людьми, и они оставили об этом прекрасные свидетельства художественные. Перечитываешь Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Тургенева, Толстого, Достоевского, безусловно, и понимаешь, что всё не ново. Всё точно так же, как было когда-то. Почему-то от этого не менее противно и не менее страшно. Уж не знаю, почему. Видимо каждому поколению приходится переживать свои критические отправные точки и что остается в этом? Иногда за Тургеневым можно повторить только, что: во дни сомнений, тягостных раздумий о судьбах своей родины можно надеяться только на великий и могучий русский язык. Русский язык, по счастью, зафиксирован гениальными авторами в прекрасных произведениях. Окуджава, может быть, не первый в этом строю, но один из них, безусловно. По дару, по крови, по…реализации, может быть, не настолько – он не великий, но он сам не хотел этого величия, и в результате получилось, что оставил определенного рода спасительный круг, потому, что понимает, что во всем безобразии окружающего мира, наверное, нужно держаться за веру, любовь и надежду. Хотя бы так, простенько, тихо, только им не изменять. Это трудно. Трудно, когда встречаешься с безобразием, трудно, когда встречаешься с неправдой, трудно, когда встречаешься с тем, что, вроде бы, тысячу раз описано и, тем не менее, остается таким же монстром, как было когда-то и, который назвал… дал название Рылеев. Повторять не хочется. Бог с ним. Размышления сегодня может быть грустные – они навеяны моими какими-то личными переживаниями, но это не важно. Я хотел бы просто сегодня вместе с Булатом Шалвовичем, вместе с его чудесными текстами и словами, подумать о том, что мне более всего дорого. Я счастлив, что тем, кто сегодня собрались вместе с нами и по той реакции, которая сегодня есть – теплая, счастливая, восторженная и очень светлая – видимо это самое дорогое для многих сотен людей. Я очень хочу, чтобы люди, для которых дороже всего вера, любовь, надежда, честь, совесть, чистота сердца и души, чтобы люди такие верили в то, что это правда. В то, что это дороже всего для всех. Иногда очень трудно, иногда думаешь, что, как же так возможно то, что происходит вокруг? Тем не менее, понимаешь, что, все-таки, держаться-то больше не за что. Я не хотел бы, чтобы такие размышления как-то остались финалом этого выступления, вот поэтому позову на площадку Мишу. Надеюсь, он слышит меня там – за кулисами. Вот (под аплодисменты вышел Михаил). Песня, которая впрямую относится к сегодняшнему… к сегодняшней программе – по названию этой программы. Вот, Называется она: «Надпись на камне», но, в принципе, всё это оттуда же, оттуда же – с той чудесной… это даже, конечно, не улицы, из той чудесной области и, в общем-то, не московской только области. Безусловно, принадлежащей Москве в первую очередь, но, тем не менее, области, необходимой душевно и духовно родной всему Отечеству, любому человеку, считающему русский язык своим родным языком. Эта песня имеет отношение всё к той же улице – к Арбату, который тоже переживал очень разные времена, и Окуджава зафиксировал это художественно чудесно. Наверное, нету, ну вот для меня, по крайней мере, нет более талантливого горожанина, и городским таким языком простым, каким разговаривали в детстве со мной, каким говорили мои родители, когда я был маленьким, каким говорили люди вокруг меня – вот таким языком зафиксировать любовь к самому ценному и дорогому в независимости от строя политического, от положения экономического, от того, что будут устраивать рынок на пешеходной улице или поставят памятник Окуджаве там. Или, или, или, или… - всё равно. Для тех, кто верит, надеется и любит, наверное, во многом может быть больше всего Арбат останется таким, каким его зафиксировал в своих чудесных словах Булат Окуджава» (аплодисменты)
«Надпись на камне»:
«Пускай моя любовь, как мир, стара, -
лишь ей одной служил и доверялся.
Я - дворянин с арбатского двора,
своим двором введенный во дворянство.
Я - дворянин с арбатского двора,
своим двором введенный во дворянство…»
«Я, может быть, ещё должен сказать… я не часто это говорю, хотя стараюсь очень часто это транслировать, демонстрировать, как сказать вернее, но сегодня хочу сказать: «Спасибо за любовь!» (аплодисменты)
«Пожелание друзьям»:
«Давайте восклицать, друг другом восхищаться.
Высокопарных слов не надо опасаться.
Давайте говорить друг другу комплименты -
Ведь это всё любви счастливые моменты…»
«Песенка кавалергарда» (музыка Исаака Шварца):
«Кавалергарды, век недолог,
и потому так сладок он.
Труба трубит, откинут полог,
и где-то слышен сабель звон.
Еще рокочет голос струнный,
но командир уже в седле...
Не обещайте деве юной
любови вечной на земле!..»
Атмосферу концерта хорошо описал Олег:
«…по той реакции, которая сегодня есть – теплая, счастливая, восторженная и очень светлая – видимо это самое дорогое для многих сотен людей…».
Реакция зала была под стать исполняемому - бурной, с длительными аплодисментами и возгласами «браво» и счастливой. Очень красиво смотрелся столик с большим количеством цветов – в основном, белыми – розами и хризантемами с вкраплением красных роз, и немного желтых и синих цветов. В ходе концерта Олег очень красиво поднимал цветы, положенные на цену зрителями, которым невозможно было успеть подойти к сцене для вручения букетов. Смотреть, как он это делал было очень приятно. В заключение концерта, при исполнении песен на бис, зал аплодировал стоя.
Большое спасибо Олегу Евгеньевичу и музыкантам за этот великолепный концерт!
