| Маргарита | Дата: Понедельник, 13.05.2013, 22:28 | Сообщение # 1 |
|
Группа: Постоянные участники
Сообщений: 2023
Статус: Offline
| Легенды Штирлица
Навстречу юбилею «Мгновений»
Замостьянов Арсений
Ровно сорок лет назад элегантный и задумчивый мужчина средних лет принялся разгадывать кроссворд «Санрайз» на глазах сначала сотен компетентных товарищей, а затем и миллионов зрителей. Потом было немало глубокомысленных рассуждений: главным героем эпохи стал оборотень, разведчик, напяливший чужую личину. Вот, дескать, какие мы лицемеры с двойной бухгалтерией – и героев придумали соответствующих. Действительно, Штирлиц-Тихонов стал визитной карточкой Советского Союза 70-х. Но суть его не столько в двойничестве, сколько в умственном превосходстве над противником. Штирлиц – мечта о героическом и победительном интеллектуале, который к тому же не презирает страны родной, потому что он интеллектуал советский, а значит – плебейский в высоком смысле.
Этот фильм мог стать всенародным только в 1970-е. Для 60-х он слишком джентльменист и аналитичен, тогда требовались герои помоложе. Восьмидесятым не хватало основательности и оптимизма, а в «Мгновениях» ни авторы, ни зрители не сомневаются, что у них перед глазами – полотно из истории великой державы, переигравшей другую великую державу. А в более поздние времена «Мгновения» не снискали бы славы. Массовый зритель оскоромился и перешёл на гамбургеры. Юлиан Семёнов отныне сложноват, Лиознова – элитарна, а Вячеслав Тихонов вовсе не шоумен и даже не культурист. Так что секрет создания таких полотен утрачен. Семидесятые годы – время зрителя взыскательного, время грамотных служащих и рабочих. Сегодня у нас нет такой аудитории, нет и сериалов уровня «Мгновений». Всё-таки вульгарный социологизм иногда до вульгарности убедителен…
Вот уж легендарный телефильм… Достаточно было бы одной (отчасти достоверной) легенды: награды обрушились на авторов «Мгновений» через несколько лет после премьеры, когда Леонид Ильич Брежнев впервые сумел посмотреть все 12 серий кряду и пожелал присвоить Штирлицу звание Героя Советского Союза. И впрямь, Государственную премию фильм получил только в 1976-м. К тому времени фильм уже три года считался эталонным и каждый ребёнок знал, что запоминается последняя фраза. Наши критики во все времена воротили нос от лёгкого жанра, но для «Мгновений» они (за исключением скептически настроенного Виктора Дёмина) сделали исключение. Покоряло ощущение документализма, все эти титры, тикающие часы, хроника под закадровый голос Копеляна: вот оно, настоящее телекино, когда природа «голубого экрана» служит искусству. К тому времени канон «военных приключений» приелся, публика жаждала ощущения политического факта, а у Семёнова и Лиозновой получилась безупречная документальная сказка.
Разведчики, шляпы, азарт и печали двойной жизни… Помните эффектную сцену – генерал Вольф, выходя из самолёта, увидел громил Бормана. От ареста его спас только весельчак Шелленберг. Самый широкоплечий громила в шляпе тревожно поглядывает на жертву. Это не актёр, это советский Геркулес – Анатолий Парфёнов. В войну он громил немцев. А потом ни раненая рука, ни возраст не помешали ему найти себя в классической борьбе. Он стал олимпийским чемпионом Мельбурна и выдающимся тренером и превратился в «фашиста» на один съёмочный день, а разведчик Исаев-Владимиров – на полжизни.
Георг Васильевич Мясников – замечательный управленец и мыслитель позднесоветской поры – сетовал, что после ХХII съезда у нас в капитальных книгах о Великой Отечественной портретов Гитлера больше, чем изображений Сталина. По оценке газеты «Советская Россия» от 1973 года, первый показ многосерийного телефильма «Семнадцать мгновений весны» собрал у экранов 80 000 000 человек. И полетели в Останкино сотни тысяч писем о повторном показе… После такого триумфа о расстановке сил в верхушке Третьего рейха у нас знали лучше, чем о тайнах кремлёвского двора времён войны. Даже не самые эрудированные школьники судачили о Бормане и Геринге.
Правда, Юлиан Семёнов и Татьяна Лиознова вывели на сцену и Сталина: впервые в телевизионном (самом массовом!) кино. Сталинских сцен получилось немного, но интерпретировали вождя с явной симпатией. «Что касается моих информаторов, то, уверяю вас, они очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно и многократно проверены на деле» – эта фраза рассудительного вождя звучит ближе к финалу как награда главному герою. Говорят, что Микаэл Таривердиев поначалу отказался работать на «Мгновениях» из десталинизаторских соображений. Но в результате получился многосерийный фильм, в котором и Таривердиев блеснул, и Сталин мелькнул. Обратите внимание на изысканную работу музыкантов: две песни, вошедшие в картину, мы слышим на титрах по нескольку раз. Но всякий раз это особый вариант по темпу, по интонации. О, да, это искусство докоммерческого времени.
Фашистские бонзы в «Мгновениях» не карикатурны, как в фильмах «Антоша Рыбкин» и «Вдали от Родины». Но умных врагов мы видали уже в «Подвиге разведчика», был там такой Руммельсбург. А уж в «Щите и мече» среди врагов попадались красавцы, интеллектуалы, патриоты. Но у Лиозновой эсэсовцы ещё и обаятельны, в нескольких эпизодах мы даже им сочувствуем: у одного погибла семья, другой проявляет искреннюю заботу о погибшем товарище… Грустный одноглазый оберштурмбаннфюрер Айсман трогательно «не может поверить в нечестность Штирлица». Вот таких штрихов человечности у прежних советских киноэсэсовцев точно не было.
За двенадцать серий приключенческого фильма Штирлиц убил одного человека (провокатора Клауса) и одного (гестаповца Холтоффа) ударил по голове коньячной бутылкой – возможно, слегка покалечил. И то, и другое Штирлиц проделал с отменно невозмутимым выражением лица, не замарав белой рубашки.
Зато сколько хитрых комбинаций продумал! Никто не умел так убедительно показывать человека мыслящего, как Вячеслав Тихонов. Особенно – с голосом Копеляна за кадром. Таков он, советский сверхчеловек, – с морщинами у глаз, с сигаретой (Лиознова любила показывать задумчиво курящих людей).
Собранный, элегантный, сдержанный. Мыслитель, а не флибустьер, он не любит махать кулаком и стрелять. Этим отличается и от предшественников вроде Чапаева, да и от зарубежных коллег.
В анекдотах высмеивается непобедимое могущество Штирлица, который всех обводит вокруг пальца. В детстве, примечая, как непринуждённо наш разведчик крутит и вертит Шелленбергом, как тонко играет на слабостях ушлого Мюллера, я боялся одного: а ну как Штирлицем лично займётся Кальтенбруннер. Этот форменный дьявол в погонах выглядел самым опасным волком рейха – но, к счастью, остался эпизодическим героем сериала.
Нет, Исаев не примитивный суперагент: Лиознова и Семёнов немало постарались, чтобы зрители оценили сложность задания, которое Москва поставила перед Штирлицем. Он даже брюзжит перед коллегами – Эрвином и Кэт: «Там, видимо, считают, что, если я не провалился за двадцать лет, значит, я всесилен. Неплохо бы мне стать заместителем Гитлера. Или вообще пробиться в фюреры, а? Хайль, Штирлиц!»
Противники сериала (например, писатель-фронтовик Г. Бакланов) упрекали Лиознову: фильм преувеличивает роль разведчиков в Победе. А подвиг солдат низведён до муравьиной роли участников хроники, которая меркнет на фоне крупных планов великолепного Штирлица. Да, в этой сказке о добре и зле не было места окопной правде. Но ведь и Штирлиц – солдат. Обыкновенный наш Иван-царевич, прошедший через огонь и воду.
Лиознова рассмотрела актёра, умеющего играть мысль, сомнения, умеющего удивительно бережно обращаться в кадре с женщиной. Вкрадчивая нежность сурового молчуна пригодится ему в сериале. И аристократическое, офицерское благородство мимики и выправки, присущее сыну павловопосадского механика ткацких станков, подошло к рыцарю разведки. Работая над ролью толстовского князя Андрея, Тихонов смущался своих больших крестьянских рук. В «Мгновениях» очень пригодились эти широкие ладони и сильные пальцы, которыми он раскладывал на столе спички, закуривал в кабачке «Элефант» и писал записку жене. Писал по-французски: «Моя дорогая…», несколько раз перечёркивал, а потом и вовсе уничтожил записку: «Не стоит везти это через три границы».
Лето 72-го выдалось смертельно знойным. Снимался сериал. Тихонову казалось, что роль получается длинной и однообразной. Часы раздумий он любил проводить… в аэропорту, в суматохе прилётов и отлётов хорошо размышлялось. Во Внукове он и задумал сцену встречи с женой в кафе.
В «Трёх тополях на Плющихе» Лиознова уже овладела сентиментальными сердцами в длинной бессловесной сцене: таксист ожидает возлюбленную попутчицу, а она в слезах смотрит на него из окна и не выходит – под пахмутовскую мелодию. Для «Мгновений» музыку написал Таривердиев, и у героев длинной немой сцены тоже не состоялось полноценное свидание. Зато они во все глаза смотрели друг на дружку: он с сигаретой, она со своими туристическими сумочками. А ещё Штирлиц привечает лопоухую собаку, сентиментально заглядывает ей в глаза и кормит на пороге дома. А ещё отмечает 23 февраля, измазав истинно арийский подбородок в печёной картошке. Разведчик Исаев, как и артист Тихонов, любил петь «Ах, ты, степь широкая…». Да, в сериале немало сентиментальных эпизодов: чувствуется женская рука. Никакого отношения к детективному сюжету не имеют отношения Штирлица с фрау Заурих и Габи. Ему приятно «просто так» выезжать на природу со старушкой Заурих и танцевать с молодой скромницей Габи, которая по уши влюблена в загадочного «господина Бользена». Словом, мы видим разведчика в чуждом, но обжитом пространстве и постепенно начинаем поглядывать на Германию его всепонимающими глазами.
Зрители уже по эпизодическим появлениям в первых сериях отметили Леонида Броневого – исполнителя роли шефа гестапо, группенфюрера Мюллера. «Мюллер вечен, как вечен в этом мире сыск», – говорит Шелленберг, а уж он в исполнении Олега Табакова и в интерпретации Семёнова оказался обаяшкой, которого Штирлиц всякий раз обманывает всё-таки с подозрительной лёгкостью. Мюллер – более крепкий орешек. Он и яблоко ест целиком, «с косточкой», и ломать судьбы умеет, как неумолимый танк. Броневой мастерски играет волнения, подозрения, сомнения Мюллера. Запомнилось, как нервно он пытается открыть ящик письменного стола, как поводит плечом и массирует макушку.
Чтобы зритель прочувствовал грёзу приобщения к тайнам войны, Лиознова не только поигрывает хроникой (мы даже не замечаем, как, скажем, настоящий Борман оборачивается в кадре Борманом-Визбором), но и вводит постоянные отбивки – под тиканье часов идёт точное указание времени и места действия, а ещё – информации к размышлению с анкетными данными героев («Истинный ариец… Характер нордический… Великолепный спортсмен…»). Всё это создаёт атмосферу погружения в документ, в репортаж из истории войны, отчего зритель удовлетворённо ощущает себя участником интеллектуального противостояния.
Нередко «Мгновения» упрекают в эстетизации нацизма, даже поговаривают, что нашенский молодёжный неофашизм начался с этого сериала… Отец Татьяны Лиозновой добровольцем записался в ополчение и погиб на фронте. Никакого любования эстетикой нацизма в фильме нет. На непредвзятый взгляд, механическое эсэсовское царство дисциплины бледнеет и рассыпается при воспоминаниях Исаева о далёкой Родине. И мимолётные образы Кремля, советских офицеров и политиков во главе со Сталиным преподносятся в «Мгновениях» с почтительной теплотой: сразу ясно, что их эстетика человечнее и сильнее напыщенного рейха. Да, Борман, Кальтенбруннер, даже Геринг и Гиммлер показаны в фильме людьми деятельными и неглупыми. Напрашивается сравнение с роммовской послевоенной «Секретной миссией», где, например, Борман предстаёт потешным плутом (это смачно изобразил Белокуров!). У Лиозновой наши противники выглядят респектабельно – как в программе «Время». Официальные лица, властители мира – правда, накануне собственного краха.
Немало говорено о том, что рейх Лиозновой и Семёнова напоминал Страну Советов времён развитого социализма. Двойная мораль, демагогия, лицемерие, ощущение близкой катастрофы… Как будто эти сёстры родились при Брежневе и померли в 1985-м, после апрельского пленума!
В 90-е сериал двадцатилетней давности всё ещё показывали в лучшее время. И мы учились у многоликого чемпиона Берлина по теннису учтиво и хладнокровно вести себя во вражеском окружении, сохраняя чувство Родины в потайном чулане души. «Будьте осторожны, штандартенфюрер: впереди ухабы» – «Я всегда осторожен». Посерьёзнее мы стали относиться и к словам «генерала в поезде» (Н. Гриценко): «Будь проклята любая демократия в рейхе. Всякая демократия в нашей стране чревата только одним: диктатурой мелких лавочников». Разговоры «за политику» из какой-нибудь «Интердевочки» давно протухли, а семёновские монологи фашистов и разведчиков почему-то не стареют.
Притворство, двойная игра… А мог бы Штирлиц вернуться к собственной сути, снова стать Владимировым? А можем ли мы сегодня демонстрировать свои истинные намерения? Или лучше привычно скрываться под личинами господина Бользена или фон Кирштайна… Притворство и артистизм (вместе с трудолюбием) когда-то превратили дикарей в человеков. Наши предки напяливали шкуры, притворялись животными, приманивая добычу. Без притворства человек не выполз бы из пещеры. Вот вам ещё одна информация к размышлению.
"Литературная газета" № 18-19 - 2013
http://lgz.ru/article/-18-19-6415-8-05-2013/legendy-shtirlitsa/
Dum_spiro,_spero!_(лат.)
Пока_ дышу,_надеюсь!
|
| |
| |
