| Маргарита | Дата: Пятница, 18.04.2014, 20:16 | Сообщение # 1 |
|
Группа: Постоянные участники
Сообщений: 2023
Статус: Offline
| «Домострой» священника Золотухина
Сыну великого актёра Валерия Золотухина Денису уже изрядно за сорок. Своё служение Богу и Церкви он начал два десятка лет назад, когда неожиданно для друзей и близких отказался от режиссёрского поприща и поступил в семинарию. Сейчас отец Дионисий – священник храма Всех Святых, что на кладбище близ подмосковного города Видное.
Я довольно часто бываю в этой деревянной церкви, и у нас с отцом Дионисием сложились, скажем так, товарищеские, доверительные отношения. Иногда и батюшка, выбрав свободную минутку, заглядывает ко мне в гости – по-мирскому, уже сменив рясу на джинсы и лёгкий свитерок. Просто так, поговорить «за жизнь».
– Знаешь, если бы кто-нибудь лет эдак двадцать пять назад сказал, что я стану священником, я как минимум покрутил бы пальцем у виска. Всем казалось, что мой жизненный путь уже автоматически определён: артистическое поприще. Правда, не обязательно актёрское. Мама, например (актриса Нина Шацкая. – Ред.), очень хотела, чтобы я стал дирижёром симфонического оркестра, и уже в пять лет отдала меня в музыкальную школу. Отец в смысле выбора специальности никогда не давил – полагался на моё решение. Но в том, что оно так или иначе будет связано с театром или кино, он не сомневался. Сам я с пелёнок хотел стать актёром – как папа.
– А в семье уважали православные традиции?
– Я вырос в типичной актёрской среде. Жили очень скромно, я учился в обычной школе, причём неважно учился. Курил с 12 лет, тайком, конечно, но много. У взрослых – постоянно гости, весёлые застолья, вечные разговоры о том, кому и за что дали роль, сетования на всяческие интриги… А насчёт веры в Бога… Об этом не припомню, чтобы разговаривали. Правда, бабушка по матери, царство ей небесное, святила на Пасху куличи, красила яйца. Отец с молодых лет носил на груди крестик, но крещёным долгое время не был. Считал, что крест – своего рода талисман, оберег от несчастий. Потом кто-то из верующих друзей объяснил ему, что так нельзя – носить крест и не быть крещёным, и отец окрестился – уже в почтенном возрасте.
– Довольно странно… Ведь Валерий Сергеевич вырос на Алтае, в крестьянской семье.
– Видишь ли, крестьянская – это ещё не обязательно христианская семья. Особенно в тридцатые годы. Мой дед по отцу перед войной стал председателем колхоза, был активным богоборцем. Помню, в середине 70-х отец, уже будучи известным артистом, поехал на Алтай в гости к деду. Так дед, когда в бане увидел у отца крест на груди, едва не задушил его. В прямом смысле слова.
– Как же ты-то пришёл к вере?
– Какого-то переломного события, «знамения свыше» не было. Всё по крупицам складывалось, из эпизодов, говоря киношным языком. Вот помнится, мы всей семьёй смотрели по телевизору спектакль Театра кукол Образцова «Божественная комедия». Все смеялись, а я своим детским умом вдруг почувствовал, что – да, это Бог создал наш мир… Я не понял тогда, что этот спектакль – кощунство, глумление над святым. Потом эти переживания куда-то ушли, сменились другими…
Когда мне было девять лет, мама с папой развелись, у отца появилась другая семья. А ещё через четыре года с нами стал жить ныне покойный (царство небесное!) Леонид Филатов. У нас с Лёней сложились прекрасные отношения, я так и звал его – просто Лёня. Он, скажем так, переориентировал меня с актёрской на режиссёрскую стезю: мол, актёр – существо зависимое, режиссёр – более мужская профессия. Лёня сильно повлиял на мой характер. До него я рос тюфяк тюфяком. Филатов сразу взялся за меня, делал из меня настоящего мужика – по своим понятиям, конечно. Вырос-то он в Ашхабаде, на Востоке. Научил, как нужно разговаривать со шпаной, всегда первым бить в лицо, даже если противник сильнее или их несколько. И я быстренько преодолел свою врождённую деликатность.
– А сейчас, будучи в священном сане, можешь дать в морду?
– Ну при необходимости в чисто житейской ситуации – например, если отморозки пристанут – могу. У меня рост – под два метра, вес – сто с лишним кило. Так что мало не покажется. Когда я в 15 лет поступил в Мерзляковское училище при Государственной консерватории, то жестоко бился с «духовиками» – а они у нас считались самыми крепкими ребятами. Был несколько раз здорово избит, но потом… потом мы стали хорошими товарищами.
– Скажи честно: пил в юности сильно?
– Бог миловал, хотя мог и я, наверное, пристраститься к выпивке, как и многие из моего тогдашнего окружения. Уже когда после армии учился во ВГИКе, то компанейским парнем не считался. После занятий студенты обычно шли пить, ну и я шёл, конечно. Но после первой же кружки пива мне становилось невыносимо скучно, и я уходил. Мне ведь тогда уже было с чем сравнивать общепринятый студенческий образ жизни. С 90-го года я регулярно ходил в храм, даже пел на клиросе. От домашних какое-то время скрывал, они думали, наверное, что я с девушками в это время встречаюсь. А курить бросил, когда меня назначили алтарником в церкви святого Мартина Исповедника на Таганке. Пришлось бросить, и слава богу.
– Решение стать священником пришло в армии? И что ты вообще там делал – неужели отец или отчим не могли помочь тебе «откосить» от службы?
– Да такое даже в голову никому не приходило. Служил в Курске, в обычной войсковой части. А что касается священства, то я и помыслить тогда об этом не мог. Но аккурат перед моим призывом маме на день рождения подарили Библию, и я буквально со слезами «вырвал» её. Взял книгу с собой в армию, читал не спеша. Постигал. Интуитивно воспринимал её как слово Божие. Не всё было мне понятно, ну и что из того?
– Ну вот, постигал-постигал ты слово Божие, потом в церковь стал ходить, но во ВГИК после армии всё-таки поступил. По инерции, что ли?
– Да нет, просто считал, что одно другому не мешает. Но уже после первого курса захотел уйти в монахи. Лёня меня отговорил от пострижения: поживи, мол, узнай жизнь как следует, а уж потом решайся на такой серьёзный шаг. Ещё год отучился и понял: всё, бросаю киношный мир и поступаю в семинарию. Это было весной 93-го. Открылся матери и бабушке. Прямо скажем, не слишком они радовались моему решению… Да и сам я метался, ночей не спал. На епархиальный совет, где утверждалась моя кандидатура для поступления в семинарию, шёл как на виселицу. Даже втайне надеялся, что не утвердят. Утвердили. И будто камень с души свалился. Но только на время. Приехал в Сергиев Посад, в семинарию – всё кругом чужое, комната на 20 человек, бельё непросушенное… Сочинение писал – лишь бы скорее отписаться, первым вышел из аудитории. Жара, тоска… Был пост, а я с отчаяния, с тоски купил мороженое, ем, вкуса не чувствую. Позвонил бабушке – может, говорю, завтра вернусь, если двойку поставят. Она обрадовалась… Ан нет, прошёл дальше. И тут приехал в семинарию отец. Сказал: держись, не унывай, я с тобой, благословляю тебя своей отцовской властью. С тех пор я, бывало, чуть чего – к нему: папуль, благослови. Теперь вот некому меня благословить…
Папа всегда очень поддерживал меня морально. Я стал счастливым многодетным отцом во многом благодаря его мнению, его твёрдой позиции – за счастье надо бороться. А было так. Ещё будучи абитуриентом, я полюбил девушку, которая работала в семинарской столовой. В сентябре 93-го, уже семинаристом, я осмелел и подошёл к ней: «Матушка Алла, что это мы с вами будто и не знакомы? Позвольте вас до дому проводить». А «матушке» ещё и 19 не было. Идём, а я и говорю: не желаете ли стать моей женой? Она как девушка порядочная ответила, что должна подумать. Я дал ей минуту на размышление, и мы заговорили о чём-то другом. Вдруг я спохватился: ба, уже пять минут прошло! Она дала согласие, и мы подали ректору семинарии прошение о венчании. И тут такое началось...
– Что, не благословил ректор?
– Скажем так, меня активно отговаривали. Говорили, что девушки специально устраиваются работать в семинарию, чтобы ловить женихов, что Алла именно из таких, что ей всё равно, за кого выйти. И вообще, мол, в семинарии принято жениться только под конец учёбы, перед принятием сана. Я стоял на своём. Тогда позвонили отцу – дескать, воздействуйте на своего сына, запретите брак отцовской властью. Отец чуть ли не в ночь-полночь примчался в Сергиев Посад, вызвал меня, потом Аллу. Тут только она узнала, кто мой отец. Разговорились, Алла ему очень понравилась, и он благословил наше венчание, о чём и начальству семинарскому сообщил.
– Ваше прошение о венчании всё-таки удовлетворили.
– Вынуждены были, ведь формальных причин для отказа не нашлось. Венчались мы в Сергиевом Посаде, в маленькой городской церкви. Вокруг нашей свадьбы создали такую атмосферу, что ни представителей семинарии, ни гостей не было. Во всём храме были только мы с Аллой, наши свидетели-шаферы, священник, девочки-певчие да старуха-свечница.
– Женившись, ты сознательно отказался от церковной карьеры – ведь епископом, согласно традиции, может стать только монах.
– Священство, по-моему, не то поприще, где надо заботиться о карьере. И потом… Я по сути своей человек семейный. У нас уже шестеро детей…
– Ваша семейная жизнь строится по православным канонам? Я имею в виду знаменитое – «Жена да убоится своего мужа»…
– М-м-м… Я много заблуждался на этот счёт. Поначалу в семейной жизни я жёстко исповедовал домострой. Думал, что можно вернуть патриархальное прошлое в одной отдельно взятой семье. Ну и что? Жена не выдерживала, забирала детей и уезжала к родственникам. И я понял, что надо быть реалистом, учитывать дух времени. Женщина видит вокруг одни порядки, а в семье ей навязывают другие. Так можно подорвать психику жены, и я согласился на определённый паритет в отношениях.
– То, что ты стал священником, как-то отразилось на жизни твоих близких?
– Если говорить конкретно, без философствования, то маму я сам обвенчал с Леонидом Филатовым прямо на квартире в 1995 году. Лёня тогда уже был совсем плох, не смог бы в храме стоять. Церковные каноны венчать родителей не запрещают. Главное – чтобы тот, кто совершает браковенчание, был в священном сане, а брачующиеся были крещёными.
– Вот ты сказал: главное – быть в священном сане. Гм… Воля твоя, отче, но таких батюшек, как ты, я ещё ни разу не встречал. Я имею в виду внешность. У тебя короткая стрижка, совершенно нет бороды...
– Ну не растёт у меня борода, что тут поделаешь! Пытался отращивать, так лезут какие-то безобразные клочья. Жена прямо плевалась, глядя на это. Короткая стрижка – это не вызов, а просто стремление к аккуратности. Раз уж бороды нет, то и косичка ни к чему. Хотя на попа я действительно не похож, и мне порой приходится выслушивать скрытые и явные упрёки – и от церковного начальства, и от прихожан. Но это беда моя, а не вина.
– Ну, раз пошёл такой откровенный разговор, объясни, как твоя семья ухитряется существовать на оклад рядового священника?
– Больной вопрос. Ну, кое-что иногда перепадает от совершения треб: квартиру освятишь, например. Алла не работает, рожает и воспитывает детей. И вот тут у меня возникают законные недоумения. Н-да… Меня ведь и наказать могут за то, что я сейчас скажу. Но всё-таки скажу. Так вот. Церковь возбраняет предохраняться от беременности. А мы с матушкой живём честно, по-православному. Как и многие другие многодетные священники и дьяконы. Детям всё время хочется чего-нибудь вкусненького, йогуртов, мороженого… Старшие уже подросли, нужна какая-никакая модная одежда. Как жить на мою зарплату? С одним ребёнком нам бы хватало, но шестеро… Если я, как служитель Православной церкви, добровольно избрал для себя путь бедности, то от этого не должны страдать мои близкие, моя жена и дети.
– Извини, отче, но мне кажется, что ты живёшь далеко не хуже всех – на машине разъезжаешь. Недешёвое удовольствие.
– Верно. Мне всегда помогал деньгами отец. Давал и на бензин, понимал, что моих детей нужно отвозить в школу, да и я служу очень далеко от дома, и если стану ездить туда-сюда на своих двоих, то вообще семью видеть не буду. Но для мужчины, в том числе и для меня, всегда было унизительно жить за счёт родителей. Кстати, после рукоположения в сан с нас берут расписку, что мы, священнослужители, обязаны быть довольны своей зарплатой. Трудновато это… Но тем, как сложилась моя жизнь в целом, я вполне доволен.
– Вот ты сказал, что тебя наказать могут за это интервью. А что, разве Церковь с её проблемами должна быть закрыта для общества?
– Я-то как раз так не считаю. Ну ты сам посуди. Журналисты раскопали, что некий архиерей нечист на руку. Подняли скандал в прессе. Причём доказательства – железные. А церковные иерархи его покрывали. Зачем? Ведь у людей может сложиться мнение: раз покрываете, значит, сами такие. Это бросает тень на всю церковную иерархию. Почему обличение преступных священнослужителей идёт извне, из среды мирян? И ведь это происходит не без Божьего промысла! Вспомним Евангелие: фарисеи просили Христа, чтобы Он запретил Своим ученикам славить Его как Сына Божия. Христос ответил: «Если они умолкнут, то камни возопиют». Так и здесь. Врать людям нельзя, это грех. Обличение недостойных священников должно идти не извне, а изнутри самой Церкви. И это будет ей только на пользу. Церкви дано великое оружие – покаяние. Оно в глазах народа смывает все грехи. Тем более что не Церковь грешна, а конкретные люди. Один Христос безгрешен.
"Литературная газета" № 15 (6458) (16-04-2014)
http://lgz.ru/article....tukhina
Dum_spiro,_spero!_(лат.)
Пока_ дышу,_надеюсь!
|
| |
| |
