Случилось так, что нынешняя премьера в «Санктъ-Петербургъ Опере» стала первой оперной премьерой сезона. Возможно, именно в силу этого обстоятельства спектакль Юрия Александрова под длинным названием «Русская тройка, семёрка, туз...» собрал такой аншлаг, что даже приставных стульев не хватало – пришлось вносить в зал скамеечки из фойе.

«Сценическая фантазия» (именно так означен жанр нового спектакля на афишах) в данном случае была выстроена на целом букете из опусов русских композиторов, написанных по произведениям Гоголя: в оперу Геннадия Банщикова «Как Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем» вдруг вторгается дуэт Хиври и Афанасия Ивановича из «Сорочинской ярмарки» Мусоргского, затем приходит черёд дуэта Солохи и Беса из «Черевичек» Чайковского, а затем вновь звучит музыка Банщикова. Во втором акте, основой которого стала «Женитьба» Мусоргского, можно было услышать фрагменты из «Игроков» Шостаковича и «Мёртвых душ» Щедрина. Такой вот музыкальный гоголь-моголь.

Вообще, хотя стилю Банщикова и свойственна некоторая академичность, характерная для ленинградской-петербургской композиторской школы, его музыка никоим образом, на мой взгляд, не сочетается со вставками чужеродного музыкального материала, каким бы гениальным тот ни был. И в особенности это касается его оперы «О том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», которую отличает непрерывность музыкального развития (кстати, композитор посвятил её памяти Рихарда Штрауса). «Женитьба» Мусоргского с «Игроками» тоже, как показала минувшая премьера, смешивается неохотно.

Впрочем, в своей речи, предварявшей премьерный спектакль, режиссёр Юрий Александров особо отметил, что эта постановка театра как раз и отличается от всех остальных именно тем, что «вначале было слово»: то есть, в данном случае – литературное творчество Николая Васильевича Гоголя. Такая отправная точка, бесспорно, имеет право на существование – хотя для театра музыкального она выглядит далеко не бесспорной. Особенно если учесть, что у большинства солистов как раз со словом связаны самые большие проблемы: и Изабелла Базина (Баба/Хивря/Солоха/Фёкла Ивановна), и Сергей Белоусов (Иван Никифорович/Утешительный), и Валентин Аникин (Степан) не могли похвастаться ни хорошей дикцией, ни осмысленностью текста.

Г-жа Базина, казалось, шагнула на оперную сцену из провинциальной команды КВН: «вполноги» выполнив какой-то нехитрый вампучный штамп, она застывала как будто в ожидании аплодисментов (которых, разумеется, не было). А г-н Белоусов был настолько неловок, что, казалось, сейчас по всем швам затрещит не только режиссёрская идея, но и рухнут все декорации. Вообще-то, для «СПб Оперы», где актёрской подвижности традиционно уделяется большое внимание, это картина не типичная, а потому странная вдвойне.

В той не простой для оперной труппы ситуации, когда музыкальная драматургия внезапно оказалась исключена из действа, уступив место сценарию, скроенному местами ладно, а местами не очень, вся нагрузка по цементированию нанизанных на ниточку условного сюжета разнохарактерных эпизодов в очередной раз легла на плечи самого Гоголя. И – представьте себе! – он вновь выдержал; на этот раз – с помощью актёра Никиты Захарова, весь вечер воплощавшего на сцене Автора. Совершенно лишённому спасительной поддержки в виде музыки (роль у него оказалась исключительно разговорная) Захарову удалось удержать равновесие между морализаторством и буффонадой и избежать как комикования, так и пафоса.

Среди несомненных актёрских и вокальных удач также следует назвать Всеволода Калмыкова: артист буквально с каким-то гастрономическим эпикурейством разделывал партию Ивана Ивановича, позволяя зрителям насладиться этой ролью сполна. Под стать ему оказался и Дмитрий Лавров в партии Подколесина: каждый жест, каждое движение, каждая нота – всё ювелирно, всё на своём месте.

Сама же по себе «трёхдверная» дощато-кирпичная обстановка (художник – Кирилл Пискунов) – это, как принято ныне говорить, «продукт» для «СПб Оперы» довольно типичный: вполне весёлое действо, с шутками предсказуемыми, но не пошлыми; не капустник – но и не тот спектакль, о котором будешь без умолку твердить всем знакомым. Осталось впечатление, что нам, как говорится, позволили заглянуть «в творческую лабораторию»: вот так, мол, ребята, мы готовим спектакли – а за настоящим результатом приходите попозже. Пока же на ум приходят бессмертные слова писателя: «В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод. Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным».

Кирилл Веселаго
Фонтанка.ру

Полная версия материала: http://www.fontanka.ru/2009/10/15/140/