89-летняя народная актриса Галина Короткевич из Театра имени Комиссаржевской в этом году отмечает уникальную дату – 70 лет на сцене! Цифра кажется нереальной, но стоит только увидеть эту смеющуюся женщину с яркими молодыми глазами, чтобы понять: нет ничего невозможного. «Я хоть сейчас могу колесом пройтись!» – задорно убеждает она. В преддверии юбилея Галина Петровна рассказала «МК» в Питере» о секрете своей жизнерадостности

«Танцевали, пока немцы обедали»

– Галина Петровна, получается, что вы впервые вышли на сцену в 1941 году?

– Так и было. Я только окончила первый курс Театрального института и оказалась в единственной тогда актерской фронтовой бригаде – там в основном были ребята со старших курсов, а меня взяли в нее, потому что я хорошо танцевала – я восемь лет занималась хореографией, еще в детстве. Когда началась война, наш институт эвакуировали и нас перевели на баланс Дома офицеров. Никто не думал, что война будет долго длиться, рассчитывали, что не больше одного или двух месяцев. Поначалу война была даже интересной. Шрапнель, бомбы. Только потом поняли, какой это ад – блокада.

– Ваша фронтовая бригада выступала на передовой. Было страшно?

– Страха не чувствовали. Это было какое-то странное ощущение внутри. Во время войны, блокады ощущение жизни и смерти меняется, все воспринимается иначе. Люди умирали у станка от голода, но продолжали работать – это не пустые слова, так и было. Никто не хныкал, слез в Ленинграде тоже не было. Даже когда хоронили родных, собственных детей – не плакали. А наши выступления мы не воспринимали как героизм, хотя было опасно. Однажды выступали в Ижоре – с одной стороны реки наши войска, а с другой – немцы. Командир нам говорит: «Ребята, сейчас 40 минут концерт, пока немцы обедают и отдыхают после обеда – в это время они стрелять не будут!» У нас была самодельная сцена – площадка из березовых деревьев, связанных прутьями. Я танцевала три-четыре танца в тапочках на завязках, потому что на каблуках по такому покрытию было не пройти. Мы выступаем, и командир нам кричит: «Заканчивайте!» Мы быстро закруглились, спели финальную песню и спустились с нашего возвышения. И тут же немцы выстрелили – снаряд попал в лошадь, которая мирно жевала травку прямо за нами…

– Говорят, война оказывает влияние на всю жизнь. Как она на вас повлияла?

– Все воспринимается через призму войны – отношение к людям, к труду, к еде. Вы не представляете, что со мной случилось, когда я увидела кусок хлеба, выкинутый на помойку. Я просто ревела! Хотелось оставить записку: «Как вы можете так относиться к хлебу?!» Ведь я помню, как из-за него чуть ли не расстреливали людей. Помню, нас собрали в Доме офицеров, где решалась судьба одного военного – он уехал на несколько дней на фронт, а карточку свою продовольственную оставил дома, где у него была мать, жена и двое детей. Хотя должен был сдать ее, раз в эти дни уезжал. Тогда многие высказывались, чтобы пощадить его – сделать выговор, но не расстреливать. Но вообще мне в войну страшно повезло.

– Как?! Ведь вы остались в блокадном городе?

– Я встречалась с такими замечательными людьми, которые мне помогали – буквально ни за что, я ничем не расплачивалась. Фамилии отдельных людей я запомнила на всю жизнь и в День Победы я их всегда вспоминаю и всегда благодарю. Это Женя Хучев и Саша Назаров. Женя спас жизнь моей маме, а Саша – моей бабушке и моей тете. Мы долго выступали на Ладоге (мороз минус 40, мы в концертных платьицах, все лица заиндевевшие, улыбка замерзала на лице – но ни разу никто не простудился!), и потом нас угощали – то кусочком шоколада, то еще чем. А у меня мама была уже на второй стадии дистрофии, поэтому я отгрызала кусочек шоколада, а остальное прятала для передачки. Женя – огромный дядька-белорус, увидев это, чуть не заплакал. И пообещал моей маме в Ленинград передачку отвезти. Когда он ее увидел, то понял, что женщину надо спасать. Посадил ее в пустую канистру из-под бензина (ведь у нее не было эвакуационного листка, ее нельзя было вывозить из города) и привез в часть, где устроил работать машинисткой. А мне сказал: «С мамой все будет в порядке, а ты должна всю жизнь танцевать!»

– День Победы помните?

– Как вы можете спрашивать? Конечно, я помню – такое никогда не забывается! Мы жили на Невском, и вот рупор напротив дома, тот же, который объявил начало войны, объявил о капитуляции Германии. Это было такое ликование! К сожалению, эта безрассудная радость стоила жизни некоторым ленинградцам. Об этом не принято было говорить, но город ведь изрядно потрясло взрывами, а тут ликующие жители вылезали на балконы. Например, огромная коммуналка, а уличный балкон только в одной комнате. Все толпой выбегали туда, чтобы крикнуть на всю улицу о своей радости. Балконы не выдерживали и обваливались… Таких случаев в День Победы в Ленинграде было несколько. Единственное, что меня утешает, – те, кто так по-дурацки погиб, успели почувствовать внутри радость Победы.

«На меня и сейчас оборачиваются»

– После войны вы стали настоящей звездой (Галина Короткевич сыграла главную роль в спектакле «Весна в Москве», из которого сделали фильм и показали во всех кинотеатрах СССР. – Ред.). Каково было проснуться знаменитой?

– Я не люблю слово «звезды», звезды на небе, чего еще нам там пихаться?! (Смеется.) Я не была никакой звездой, хотя этот период был сумасшедшим. Николай Павлович Акимов сделал музыкальный, легкий, лучистый спектакль. Мне приходило более тысяч писем по поводу «Весны в Москве» из разных городов и даже из разных стран. Начинались они все так: «Надя Коврова, честное слово, мы потеряли покой!» В Театре Ленсовета, где Николай Акимов ставил свои спектакли, всегда были аншлаги. Постановки гремели на весь Ленинград, и не только: во время спектаклей «Весна в Москве», «Европейская хроника», «Дело», «Тени» по Владимирскому проспекту стояла конная милиция, чтобы не мешать движению, – такие были толпы. И мне повезло, что я оказалась среди тех артистов, которых Акимов взял к себе.

– Говорят, у вас была бешеная популярность, вы были такой красавицей, что люди на улицах останавливались и смотрели вам вслед?

– Почему вы все говорите в прошедшем времени? Я еще живая. На меня и сейчас оборачиваются! (Смеется.) Да, на улицах меня узнавали, но это не самое приятное. Важно, чтобы работа нравилась. Иногда актеров узнают на улицах – особенно тех, кто в кино снимается. Популярность и творческое признание – это разные вещи. Когда лицо мелькает без конца – это популярность. А когда работы остаются в душе – это признание.

«Дочку в антракте кормила грудью»

– Вы мало снимались в кино. Не переживаете по этому поводу?

– Да, меня мало снимали, видимо, я не киноактриса. Очевидно, не то выражение лица. Но как я могу жаловаться? Я 70 лет тружусь в той профессии, о которой мечтала, еще не родившись. У меня есть замечательная дочь, тоже актриса, есть 10-классница внучка. Самый счастливый момент в моей жизни – когда родилась моя дочь. Я сразу после родов вышла на работу – в Ленсовета не могли идти спектакли без моего участия. А в антракте ко мне привозили мою Иришу на кормление. И все зрители знали: второе отделение задерживается, потому что Галочка Короткевич кормит свою дочку.

– Ни за что не скажешь, что вы 70 лет на сцене. Выглядите очень молодо. Поделитесь, в чем секрет?

– 70 лет! Ой, самой не верится! Вы знаете, я не принадлежу к категории женщин-актрис, которые занимаются собой. Посмотрите мой ящик, вы придете в ужас – там только театральный грим! Я такая, какая есть. А главное правило, которое я всю жизнь соблюдала, мне рассказала моя мама – тоже актриса. «Галя, – говорила она мне, – ты приходишь в такую сферу, где нельзя никогда завидовать!» Даже по-хорошему. Надо выкинуть это слово из своего лексикона. Зависть – свойство слабых людей. Как можно завидовать таланту?! Нужно в жизни просто отдавать столько, сколько можешь, независимо от того, какую ты выбрал профессию.

Любовь Румянцева
(фото из архива Театра имени Комиссаржевской)

http://mk-piter.ru/2011/02/25/025/?firstpage=1