В том пробуждении национального духа, которое началось у латвийских русских, убежден, не последнюю роль сыграло нешумное появление в числе многочисленных гастролеров, навещающих Латвию, петербургского дуэта – певца Олега Погудина и гитариста Михаила Радюкевича.
Удивительные вокальные данные одного и виртуозное владение инструментом другого, изысканный репертуар – классические русские романсы и песни на стихи русских поэтов, подкупающая манера держаться, абсолютный контакт с аудиторией… Когда выступают молодые петербуржцы, охватывает вдруг острое чувство принадлежности к своему народу, гордости за него, чувство тревоги за Россию и светлой веры в большое будущее России. Сказать, что на концертах петербуржцев всегда аншлаг, значит не сказать ничего. Когда заканчивались нынешние гастроли дуэта в Латвии, зрители не отпускали исполнителей со сцены до тех пор, пока те не пообещали дать еще один, дополнительный концерт. И такой концерт состоялся – в одном из лучших рижских залов «Aве сол». После того как прощание с рижанами все же состоялось (предположительно, до августа), уже в опустевшем фойе я задал несколько вопросов Олегу Погудину, так сказать, с позиции русского, живущего в Латвии.

- Вас называют «серебряный голос России». Чтобы заслужить подобное звание, надо, наверное, не только быть замечательным вокалистом, но очень хорошо знать, а главное, понимать Россию?

- Самому себе сложно давать оценки. Но тем, что такое «звание» родилось, родилось спонтанно – было придумано журналистами и закрепилось за мной, - я, конечно, горд. В словосочетании «серебряный голос» звучит какая-то камерность, что характерно для моего жанра – интимного, исповедального. Правда, меня огорчает, что душевные слова используются сейчас без всякой меры для рекламы. Понимаю ли я Россию…
Во всяком случае, я очень дорожу национальной культурой. Стараюсь отвечать за то, что делаю на сцене, всеми своими принципами, душевным состоянием.

- Как вы считаете, происходящее сегодня в России – нормально развивающийся процесс, хотя и с определенными трудностями, или нечто, вызывающее большие опасения за будущее страны, народа?

- То, что происходит, нормальным назвать немыслимо. Просто я затруднился бы давать какие-либо рекомендации. И не потому, что политически безграмотный. Считаю, что человек должен заниматься тем, в чем талантлив… Трудно смириться с гибелью людей в бесконечных внутренних конфликтах. С тем, что люди одаренные, воспитанные, образованные не могут найти себе приложение. С нищими на улицах.
И раньше, допускаю, многие недоедали, но чтобы было такое, как сейчас, не думаю. Я только закончил институт, когда грянул 91-й, поэтому мне сложно делать серьезные выводы. Но мне кажется, что сегодня слишком много боли, страданий, и это ненормально. Много зла. И в людях тоже. Но, я убежден, в каждом русском человеке сохранился вопреки всему огромный запас добра. И если времена изменятся к лучшему, доброе начало обязательно проявится.

- Россия не погибнет, выживет?

- Думаю, вопрос очень спекулятивный сам по себе. Россия уже заняла такое место в мировой культуре, что при исчезновении России исчезнет и эта мировая культура. Будет что-то другое, но гораздо хуже, чем было. Россия, мое убеждение, - высшее и лучшее, что мировой цивилизацией достигнуто. Что бы сейчас ни говорили, какие бы спекуляции ни были бы модны. Ерунда! То, что дали миру русские, вряд ли кто-либо еще дал на таком уровне!

- Россия по-прежнему остается этой вершиной?

- Бог даст, проживем еще лет пятьдесят. Тогда и посмотрим, что с точки зрения мировой культуры дала Россия в 90-е годы нашего столетия. Чего только не бывало в истории России! И 300 лет монголо-татарского ига. И 12 лет поляков. Была и Отечественная война, когда в 41-м году некоторые говорили: нет России, кончилась. Я не только надеюсь и верю, а, в принципе, уверен, что у России и у русского народа сила колоссальная и для выживания, и для самовосстановления.

- Вы – частый гость Риги, много общаетесь с людьми и не только через рампу. На ваш взгляд, латвийские русские в нынешних обстоятельствах утрачивают свою русскость?

- Нет, слава Богу! Здесь я встречаю таких же людей, как и дома. Мне, кстати, рижане напоминают петербуржцев. Мне в Москве сложнее разговаривать на улицах, чем в Риге. У жителей наших двух городов схожий характер, общий – не люблю, правда, этого слова – менталитет.

- Чем вам запомнился нынешний приезд в Латвию?

- Многим… После концерта в Лиепае, например, меня отвезли – огромное спасибо! – к местному Никольскому собору. Творение начала века. Душа затрепетала! Это то, что можно видеть в Петербурге – храм Спаса-на Крови, собор Александра Невского. Речь не столько о едином архитектурном стиле, а отчетливо виден единый национальный порыв того времени. Он и по прошествии почти целого века связывает воедино, сплачивает Петербург и тот же Крым, который сейчас по дикому стечению обстоятельств не русский, и заграничную теперь Латвию. Я далек от того, чтобы делать выводы любого рода – политического, национального. Мне видится в этом какая-то высшая правда, которая больше всех нас. Которая все равно самоутверждается. А если мы к этой правде стремимся, то нам хорошо, мы чего-то добиваемся, достигаем. Как только мы эту правду пытаемся унизить или разрушить, мы погибаем сами. Правда же погибнуть не может.

- Что вы пожелали бы латвийским русским?

- Терпения и веры в себя!