Валентина, Елена Федорова (Москва – Петербург) 15 февраля 2006 г. 31 января 2006 г. Романтика романса (канал РТР).
Запись программы №11
«Печаль моя светла...»
(А.С.Пушкин)
На площадку друг за другом выходят ребята: сначала появляется Рома с контрабасом, затем – Андрей с виолончелью, Миш с гитарой и Леша со скрипкой. Они стоят, разговаривают, Лёша поправляет Андрюше «бабочку». К ни подходит Олег.
Перед началом долго устанавливают микрофоны, кто-то играет на рояле. Олег спустился вниз по лестнице, потом вернулся, ходит по площадке.
Сверху звучит просьба отключить мобильные телефоны – совсем. Сразу вспоминается вчерашний звонок, прозвучавший так неожиданно и невежливо в середине программы.
Музыканты занимают свои места, настраивают инструменты. Олег подходит к микрофону, к ребятам, что-то говорит.
Выходит гримёр, но на этот раз она занимается Мишей, причёсывает его.
Голос режиссера: «Внимание! Начинаем съёмку!»
Олег: «Нет, не начинаем! Сначала заканчиваем грим, а потом начинаем. У меня просьба сейчас к Лене – если что-то не так, то остановите, пожалуйста, в начале работы, ладно?»
Лена: «Хорошо».
Голос режиссера: «Внимание! Начинаем!»
Звучит фонограмма романса «Я встретил Вас…»
Олег подходит к микрофону, и музыканты сразу начинают играть.
«Слыхали ль вы за рощей глас ночной,
Певца любви, певца своей печали…»
Этим романсом А.Верстовского на стихи А.С.Пушкина Олег начал программу…
Лена: «Олег, повторим с самого начала, потому что в начале было нечетко: там что-то щелкнуло, но просто… я как бы не слышала. Повторите, если нетрудно. Спасибо».
Выясняется, что «щёлкнула» оборвавшаяся на скрипке струна…
Олег: «Я думаю, мы сейчас тогда поступим иначе. Так или иначе, мы в программу вступили – тогда сейчас, пожалуйста, переставьте микрофоны. Мы запишем оба романса в финале, а сейчас продолжим программу».
Лена: «Хорошо».
Идет установка микрофонов, и Олег принимает в этом непосредственное участие.
Выходит певица, которая участвовала во вчерашней программе. Вчера она была в красном платье, сегодня на ней платье зелёное с чёрным. Она встаёт перед микрофоном, затем отходит в сторону.
Женский голос: «Если можно – от рояля подальше».
Раздается какой-то странный гул, который всё более усиливается…
Олег смеется: «Звуки космической музыки…»
Наконец, всё готово, и запись начинается.
Олег:
«На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой... Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит – оттого,
Что не любить оно не может.
Сегодня, в стенах музея Пушкина, мы проводим программу, посвященную творчеству Александра Сергеевича Пушкина. Звучит это, может быть, немножко казённо, может быть, немножко не оригинально, тем не менее… Пушкина хочется касаться так часто, как только это возможно, тем более, когда обстоятельства позволяют это делать. Мы не будем размышлять ни о творчестве Александра Сергеевича, потому что об этом, во-первых, размышляли очень достойные и даже – даже гениальные люди. Мы не будем давать никаких оценок своих – таких каких-то, может быть, иногда… вообще всегда беспомощных, иногда даже нелепых. Мы попытаемся сегодня говорить о счастливом Пушкине, счастливом своей любовью. Именно поэтому я процитировал одно из самых близких и дорогих мне стихотворений, которое, в общем-то, подарило девиз творчеству многих людей, моему тоже… Послушайте, мы очень давно не воспринимаем слова «уныние» или «печаль» так, как воспринимал их Пушкин. Для него в этих словах не было ничего фатального: они были проявлением возвышенного и не мешали радоваться и веселиться, даже когда он размышлял о самых сложных вопросах современной ему жизни; размышлял так, что мы до сих пор его словами размышляем об этих же вопросах.
В сегодняшней программе опять счастливо, помимо ведущего… (смеется) счастливо для ведущего, в первую очередь, но я думаю, что и для программы, участвуют одни женщины.
Это прекрасно, потому что, в данном случае, красота великой, самой драгоценной нашей поэзии сочетается с красотой естественной, которой так, так мало в сегодняшнем дне.
Я приглашаю на сцену Елену Максимову – солистку музыкального театра им.Станиславского и Немировича-Данченко. Партия фортепиано – Екатерина Ганелина».
Олег отходит к столику и садится.
Елена Максимова исполняет романс «Ночной зефир»:
Ночной зефир струит эфир.
Шумит, бежит
Гвадалквивир.
Вот взошла луна златая,
Тише… чу... гитары звон...
Вот испанка молодая
Оперлася на балкон.
Ночной зефир струит эфир.
Шумит, бежит
Гвадалквивир.
Скинь мантилью, ангел милый,
И явись, как яркий день!
Сквозь чугунные перилы
Ножку дивную продень!
Ночной зефир струит эфир.
Шумит, бежит
Гвадалквивир.
(Улыбнёмся, отступая от темы: в перерыве многие зрители, недоумевая, спрашивали друг у друга, что это за «Гвадалквивир» такой и куда он «шумит, бежит»…)
Почти в конце исполнения романса в поле зрения вдруг появился человек, который не нашёл другого времени, чтобы убрать какую-то стойку… О том, что он при этом попадает в кадр, он, видимо, не подумал…
Олег, громко и сердито: «Можно не греметь, когда идет запись? Не появляться… У меня, Лен, вопрос: трещат мониторы очень сильно? Это слышно только мне или на записи?»
Лена: «Нет, у меня все чисто».
Олег: «Хорошо. А вот этот вот юный… молодой человек, который так громко в конце песни… Это не помешало?…»
Лена: «Нет, я этого не слышала».
Олег: «Хорошо (дальше неразборчиво). Все равно переписывать?»
А.Гончарова: «Леночка, вот в самом конце, «Ночной зефир» – там что-то… мне не очень понравилось. Вас всё устроило?»
Лена: «Если сомнения – давайте перепишем».
Олег: «Нет, просят операторы – просят переписать, потому, что там видно, как…»
Снова раздаётся какой-то грохот.
Мужской голос: «Пожалуйста!»
Романс звучит снова – на этот раз без помех.
Затем Елена Максимова исполняет романс «Царскосельская статуя»:
Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.
Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;
Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.
Режиссёры молчат, и это, вероятно, означает, что запись получилось хорошей с первого раза.
Немного подождав, певица исполняет третий романс – «Старый муж, грозный муж»: поёт очень эмоционально, как того требует содержание:
Старый муж, грозный муж,
Режь меня, жги меня:
Я тверда, не боюсь
Ни ножа, ни огня.
Ненавижу тебя,
Презираю тебя;
Я другого люблю,
Умираю, любя.
Режь меня, жги меня;
Не скажу ничего;
Старый муж, грозный муж,
Не узнаешь его.
Он свежее весны,
Жарче летнего дня;
Как он молод и смел!
Как он любит меня!
Как ласкала его
Я в ночной тишине!
Как смеялись тогда
Мы твоей седине!
Олег внимательно слушает, и лицо его при этом очень выразительно: он как будто тоже поёт – неслышно, про себя. При последних словах он даже энергично кивнул головой и, смеясь, захлопал.
Олег: «Испанская, цыганская песня… Наконец, «Дева над вечной струей» – гекзаметр,
написанный в лицее, написанный… посвященный статуе, а тем не менее статуя такая живая, что кажется… хочется ее утешить и успокоить. Нет, все равно будет вечно сидеть… Ни войны, ни революции – ничто ее оттуда, по счастью, не сдвинуло, надеюсь, не сдвинет и наше беспамятство. И будем мы помнить не только стихи, но и то, как люди жили, чувствовали, как они любили».
Олег идёт к своему столику и заглядывает в бумаги: «Солистка Московского музыкального Камерного театра под управлением Бориса Покровского – Елена Кононенко! Партия фортепиано – Алексей Нестеренко».
(Аплодисменты)
Елена Кононенко – в длинном, чёрном с золотом, платье. Она поёт романс «Ночь»:
Мой голос для тебя, и ласковый, и томный,
Тревожит позднее молчанье ночи темной.
Близ ложа моего печальная свеча
Горит; мои стихи, сливаясь и журча,
Текут, ручьи любви, текут, полны тобою.
Во тьме твои глаза блистают предо мною,
Мне улыбаются, и звуки слышу я:
Мой друг, мой нежный друг... люблю... твоя... твоя!.. (Аплодисменты)
К певице подошла Алла Сергеевна Гончарова, они тихо поговорили между собой. Решено «Ночь» перезаписать, и этот романс звучит ещё раз.
Затем Елена Кононенко исполнила «Заклинание»:
О, если правда, что в ночи,
Когда покоятся живые,
И с неба лунные лучи
Скользят на камни гробовые,
О, если правда, что тогда
Пустеют тихие могилы -
Я тень зову, я жду Леилы:
Ко мне, мой друг, сюда, сюда!
Явись, возлюбленная тень,
Как ты была перед разлукой,
Бледна, хладна, как зимний день,
Искажена последней мукой.
Приди, как дальная звезда,
Как легкой звук иль дуновенье,
Иль как ужасное виденье,
Мне всё равно, сюда! сюда!..
Зову тебя не для того,
Чтоб укорять людей, чья злоба
Убила друга моего,
Иль чтоб изведать тайны гроба,
Не для того, что иногда
Сомненьем мучусь... но, тоскуя,
Хочу сказать, что всё люблю я,
Что всё я твой: сюда, сюда!
Третьим в исполнении этой певицы прозвучал романс «Фонтану Бахчисарайского дворца»:
"Фонтан любви, фонтан живой,
Принёс я в дар тебе две розы…»
Во время исполнения этого романса Олег шевелит губами, двигает рукой, качает головой – участвует, сопереживает?..
Пауза, рабочие разговоры, перестановка микрофонов.
Олег: «Гитарный – справа..»
Снизу появился Миша с гитарой, потом куда-то отошёл.
Олег, обращаясь к режиссеру: «А сейчас «Юноша и дева» или будем прописывать?
А мне удобнее, конечно сейчас записать. Как хотите, если… Совсем короткий переход – давайте запишем!»
Голос режиссера: «Пожалуйста».
Олег: «Вроде бы снова поразительное явление: у Пушкина парадоксально… Фонтан Слез в Бахчисарайском, Ханском дворце становится ключом отрадным… «Лейся, лейся, ключ отрадный», – говорит Пушкин, хотя фонтан, по его же версии, по версии легенды, которую он так прекрасно, поэтически изложил – Фонтан Скорби, Фонтан Памяти… памяти как раз любви несчастной, погибшей от сильной ревности.
Наверное, есть оправдание в таком парадоксе. Вообще Пушкина оправдывать не надо, он не требует оправдания, но тем не менее, для нас это важно и интересно. Есть оправдание, потому что всякая печаль…» (Олега прерывают)
Голос режиссера: «Стоп. Извините пожалуйста… Не надо ходить во время монолога. Вы в кадре, понимаете…»
Это не очень удачно вновь появился Миша…
Олег, вздыхает: «Давайте дальше писать. Я прошу вас подойти, чтобы микрофон поставить…»
Слова Олега расслышать не удалось, поэтому остался только конец его монолога: «…Но это мысли за кадром. А сейчас мы продолжим романсом».
Под Мишин аккомпанемент Олег поёт романс «Юноша и дева»
"Юношу, горько рыдая,
Ревнивая дева бранила…»
Что-то с грохотом падает…
Олег не выдерживает и резко говорит всё, что он думает по поводу подобных помех.
Миша начинает играть снова, но раздаётся женский голос.
Лена: «Извините гитару я не слышу…»
Наконец, всё в порядке, и Олег с Мишей благополучно исполнили романс «Юноша и дева» ещё раз.
(Аплодисменты, цветы обоим исполнителям)
Миша отходит к окну и стоит там, рассматривая зал, в ожидании следующего выхода.
Сзади раздаётся какое-то громкое «ржание»…
Олег просит поставить микрофон для очередной исполнительницы – девушки в зелёно-чёрном платье.
Олег: «Разговаривая о Пушкине, не хочется превращаться в публициста, не хочется говорить избитые вещи совершенно о вечном несчастье России. Наше Отечество – оно прекрасно, прекрасно, почитай, во всех смыслах. Ему, как ни горько, совершенно все равно, что происходит с его детьми, особенно с лучшими детьми. Я сейчас говорю, конечно, о Пушкине. Сам он по этому поводу, может быть, и страдал, но никогда и нигде не позволил себе (вздыхает)… не позволил себе ничего оскорбительного в адрес Отечества. Мало того, когда Отечество необходимо нуждалось в его поддержке, он всегда, всегда поддерживал, несмотря на то, что ему очень многое не нравилось в тех, кто управлял Отечеством, в том, что они делали… Эта черта Гения. Люди, которые проще, которые не гениальны, они, к сожалению не выдерживают…
Я снова прошу прощения за свою несдержанность… Что делать… очень горько, когда такая прозрачная, тонкая материя искусства, которой мы пытаемся служить…(вздыхает) Когда на нее нагружают слишком много – она не выдерживает.
Нельзя в шелковых сумках носить кирпичи – это невозможно, потому что они прорвутся, перестанут быть прекрасными… если вообще нужно делать шелковые сумки. Это все за кадром, я пытаюсь собраться как-то внутренне с мыслями, потому что (вздыхает)… потому что хочется говорить о прекрасном, тем более, когда… когда Гений позволяет говорить о прекрасном своими словами.
Я вернусь – вернусь к одному из своих самых любимых романсов «Фонтану Бахчисарайского дворца». Вроде бы, с одной стороны, мы слышим дивную музыку Власова… Парадокс… Парадокс, что Фонтан Скорби, Фонтан Слёз – так он именно и называется обычно для туристов, которые приходят в Ханский дворец, посещают его, и им непременно показывают фонтан, который сейчас, кстати, вовсе не плачет, никакой серебряной пыли нет – он иссохший. Но при Пушкине, вполне вероятно, еще какие-то слезы там лились. А для Пушкина Бахчисарайский фонтан – это «ключ отрадный», и он просит его «журчать и журчать…» Почему так? И может быть вообще так, что трагичное, не просто печальное – трагичное сочетается с радостью? Может. Да, погибла Мария… Да, вероятней всего, погибла Зарема. И это не пустые мечты – как сам Пушкин спрашивал: «Неужели Мария и Зарема – всего лишь мечты?» Нет. Когда я был в Бахчисарайском дворце на экскурсии в первый раз (смеется), девушку, которая вела экскурсию, звали Зарема. Это потрясающе! С Пушкиным, на самом деле, всегда связаны вот такие чудеса. Чудеса, которые подтверждают необходимость Пушкина в нашей жизни, необходимость его навсегда. Этот парадокс, на самом деле, объясним для Гения легко. Для людей попроще нужно приложить очень серьезные усилия, чтобы объяснить этот парадокс. Может быть радость от печали при одном-единственном условии: если человек умеет любить. И, как сказано в самой Великой книге, «Печаль ваша в радость будет, но только при одном условии – если будете уметь любить». Для этого вовсе не обязательно быть гением. Просто нужно стараться не забывать то, что природно принадлежит каждому человеку: желание любви.
Солистка московского музыкального театра им.Станиславского и Немировича-Данченко – Анастасия Бакастова. Партия фортепиано – Анна Рахман"
Анастасия Бакастова, как и предыдущие певицы, тоже исполняет три романса:
«Зимний вечер» («Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя»), «Я Вас любил…», «Редеет облаков летучая гряда»
(Аплодисменты, крики "браво")
Если первые два стихотворения Пушкина известны широко, то третье, пожалуй, стоить привести целиком:
Редеет облаков летучая гряда.
Звезда печальная, вечерняя звезда!
Твой луч осеребрил увядшие равнины,
И дремлющий залив, и черных скал вершины.
Люблю твой слабый свет в небесной вышине;
Он думы разбудил, уснувшие во мне:
Я помню твой восход, знакомое светило,
Над мирною страной, где все для сердца мило,
Где стройны тополя в долинах вознеслись,
Где дремлет нежный мирт и темный кипарис,
И сладостно шумят полуденные волны.
Там некогда в горах, сердечной думы полный,
Над морем я влачил задумчивую лень,
Когда на хижины сходила ночи тень -
И дева юная во мгле тебя искала
И именем своим подругам называла.
Олег просит поменять микрофоны для своих музыкантов: «Если всё записано, то поменяйте, пожалуйста, на оркестр. Миша, пригласи ребят, пожалуйста!»
На площадке – движение: ходят люди с микрофонами, за которыми волочатся кабели, занимают свои места появившиеся Миша, Андрей, Рома и Лёша. Звучат настраиваемые инструменты.
Олег: «Скажите, когда можно будет писать».
Голос режиссёра: «Пожалуйста!»
И снова звучит романс, которым Олег начал программу и во время исполнения которого лопнула струна на Лёшиной скрипке…
«Слыхали ль вы за рощей глас ночной
Певца любви, певца своей печали…»
Олег поёт, и постепенно всё как будто становится на свои места: его голос уносит куда-то высоко, оставляя далеко внизу прозвучавшие недавно голоса «прекрасных поющих женщин… (Аплодисменты,
Олег: « Скажите, пожалуйста, записали мы, или там надо переписывать?»
Лена: « Нет, все хорошо»
Олег: «Третий куплет чисто?»
Лена: «Мне понравилось!»
Смеётся Олег, смеются зрители, которым тоже «понравилось»…
Олег: «Следующим романсом мы заканчиваем эту программу – по крайней мере, сценически мы ее заканчиваем.
Романс этот в своем роде знаменателен, потому что… потому что очень много композиторов писали музыку на эти слова Пушкина. Вообще, как ни парадоксально… парадоксально, правда только то, что мы этого не замечаем – для нас совершенно просто: вот Пушкин существует… Пушкин, Пушкин, Пушкин – имя, вроде бы, настолько ПРИТЁРЛОСЬ а нашем произношении, что почти ЗАТЁРЛОСЬ (Олег интонацией подчеркивает эти слова) в нашей памяти, главное – в памяти нашего сердца. Но вдруг открываешь какие-то хрестоматийные энциклопедии – и тебя поражает: большинство романсов в 19 веке были написаны на стихи Пушкина.
Вроде бы абсолютно естественно, тем не менее – поразительно, потому что Пушкин настолько самодостаточен в своей поэзии, что музыка очень редко сочетается с поэзией Пушкина настолько, чтобы хотя бы ей не мешать. Иногда, конечно, сочетается творениями гениев – если мы будем говорить о Чайковском. Если мы будем говорить о Глинке, если мы будем говорить о Рахманинове или Римском-Корсакове. Но все-таки большинство романсов в 19 столетии были написаны на стихи Пушкина. Понимаете, что нам дало право сегодняшнюю программу «Романтики романса» посвятить Александру Сергеевичу? Хотя вроде бы… вроде бы больше этим должны заниматься литературоведы или, может быть, какие-то серьезные люди. Очень хочется, чтобы слова Пушкина звучали молодо и счастливо – такими, какими он их написал. В конце 20 столетия на стихи Пушкина тоже писали музыку. Есть дивные, замечательные романсы Исаака Шварца, есть романсы других композиторов – более или менее академических, классических или совсем простых авторов. Автором романса, которым мы сейчас заканчиваем программу… автор этого романса – очень еще молодой человек, петербургский композитор Игорь Балакирев. А слова, на которые написана эта музыка, звучали так часто, что я не хочу повторять их без музыки».
Это был Подарок, которого ждали, может быть, неосознанно, не отдавая себе отчёта – ждали душой… Зал замер в предвкушении Чуда, и в абсолютной тишине зазвучали удивительно замечательная мелодия и непередаваемо красивый голос Олега, донося до каждого сердца такие вроде бы простые в своей откровенности – гениальной откровенности – слова «Признания»:
Я Вас люблю, - хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!
Мне не к лицу и не по летам...
Пора, пора мне быть умней!
Но узнаю по всем приметам
Болезнь любви в душе моей:
Без Вас мне скучно, - я зеваю;
При Вас мне грустно, - я терплю;
И, мочи нет, сказать желаю,
Мой ангел, как я Вас люблю!
Когда я слышу из гостиной
Ваш легкий шаг, иль платья шум,
Иль голос девственный, невинный,
Я вдруг теряю весь свой ум.
Вы улыбнетесь - мне отрада;
Вы отвернетесь - мне тоска;
За день мучения - награда
Мне Ваша бледная рука.
Когда за пяльцами прилежно
Сидите Вы, склонясь небрежно,
Глаза и кудри опустя, -
Я в умиленье, молча, нежно
Любуюсь Вами, как дитя!..
Сказать ли Вам мое несчастье,
Мою ревнивую печаль,
Когда гулять, порой, в ненастье,
Вы собираетеся вдаль?
И Ваши слезы в одиночку,
И речи в уголку вдвоем,
И путешествия в Опочку,
И фортепьяно вечерком?..
Алина! сжальтесь надо мною.
Не смею требовать любви.
Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою!
Но притворитесь! Этот взгляд
Все может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!
Я Вас люблю...
Конечно, аплодисменты были бурными, были и крики «браво!», и цветы – но всего этого было мало, чтобы выразить нашу благодарность за Радость сердца, подаренную Олегом…
Олег: «Можно переписать, если это нужно…»
Это было очень нужно, очень, но, на этот раз – к сожалению, запись получилась хорошей с первого раза…
Зато на площадку снова выходят Елена Максимова и Екатерина Ганелина, чтобы в третий раз исполнить романс «Ночной зефир», две предыдущие записи которого, оказывается, так и не получились удачными…