Елена Федорова (С.Петербург) 2 декабря 2005 г. Запись передачи "Романтика романса" 21 и 22 ноября 2005 года ( канал РТР).
Анна Герман
Отзвучала фонограмма «Я встретил вас…»
Олег, в тёмном костюме и в тёмной рубашке, подходит к небольшому круглому столику, на котором стоит маленький белый приёмник – «транзистор», как его называли в своё время. Он крутит ручку настройки, «ловит» песню, и всё пространство большого зала заполняет такой знакомый и такой родной голос из уже далёкого прошлого: Анна Герман поёт романс «Гори, гори, моя звезда»…
Лучшего начала передачи, посвящённой этой замечательной и всеми, наверное, любимой певице, трудно было придумать…
Зрители затаили дыхание (вернее, дыхание перехватило), и в тишине, на фоне своего любимого романса, Олег начинает разговор.
ОЛЕГ: «…Можно, наверное, воспользоваться моментом – задержать звучание, задержать звучание дыханием любящего сердца. 82-й, кажется, год, или 83-й. Я помню очень точно не время – но я помню событие… Только что не стало Анны Герман. Это произошло, когда я, например, был маленьким ребёнком, не знал ничего, хотя постоянно слышал – слышал, и как родители поют, и как поют их знакомые, друзья, как поют просто на улицах, в парках… «А он мне нравится»… и, конечно, «Один раз в год сады цветут».
Но тогда я замер у экрана телевизора – замер случайно: я был в деревне, в деревне, в общем-то, затерянной, украинской, где бабушка с дедушкой живы до сих пор. Я услышал этот голос впервые, несмотря на то, что слышал много раз до этого. И я впервые в жизни услышал романс. На экране, потихоньку, на фоне деревьев… уплывала, пропадала фотография – портрет прекрасной, дивной женщины. Я… когда смог, наконец, вздохнуть… прервать это ощущение восторга… спросил: кто это? И услышал: Анна Герман. И ещё – тогда в первый раз я узнал, что её уже…»
И надо же было в ТАКОЙ момент ТАК бесцеремонно вторгнуться в дорогие сердцу воспоминания, так запросто и буднично, как ни в чём ни бывало, перебить Олега, идущего, как бы наощупь, дорогой этих воспоминаний и задушевно, негромко делящегося ими с теми, кто внимал ему всем сердцем!..
Женский голос: «Олег, извините, Вы не говорили о программе…»
Олег упавшим голосом что-то выяснял, объяснял («Если вы меня не вывели, то повторить я не сумею, потому что это – от сердца… Но… запишите»), вздохнул, потом с надеждой спросил: «А не прописано то, что я говорил?»
Женский и мужской голоса, вразнобой, но оба сразу, эту надежду разрушили…
Олег, с горечью: «Хорошо. Но в принципе, я не знаю, можно ли повторить это ещё раз… Вы мне скажите, когда мы будем писать, и у меня просьба: пусть фонограмма звучит тихонько, и это должно (.?.)…» Ему что-то говорят, Олег отвечает: «Хорошо… Хорошо… Хорошо… У меня просьба тогда – только первый куплет, и после этого уберите фонограмму и введите меня, ладно? Включение записали – всё нормально? Или…»
Женский голос торопливо «утешает»: «Не-не-не, только вот…»
После этого вопиюще несправедливого недоразумения снова звучит мелодия романса «Гори, гори, моя звезда», но вскоре и обрывается. На этот раз вмешивается мужской голос: «Я прошу музыкантов … уйти… или уйти, или стоять…» Речь идёт о музыкантах Олега, которые стоят невдалеке с инструментами, ожидая приглашения. Олег отвечает: «Нет, уйти они не могут, потому что…» – «Хорошо» – Достигнут компромисс, сверху звучит: «Спасибо большое. Извините».
Олег ждёт, когда снова включат фонограмму: «С любого момента… Мне для души просто нужно».
И вот снова завораживает и волнует далёкий голос Анны Герман:
«Гори, гори, моя звезда,
Звезда любви приветная.
Ты у меня одна заветная –
Другой не будет никогда…»
ОЛЕГ: «Голоса, которые… голоса, которые невозможно остановить ничем… кроме, может быть, восторга любящего сердца. Потому что всё иное выглядит глупо. Всё иное… всё иное поблекнет перед счастьем слышать голос любви, который проявляется в человеческой природе и проявляется дыханием самой любви.
Я не очень и сам, может быть, люблю, когда начинаются какие-то ретроспективные погружения, когда начинаются воспоминания, хотя очень люблю мемуары. Но вот когда начинают (.?.) «а вот там было то-то, тогда-то то-то»… Тем не менее, должен сейчас погрузиться в одно из самых прекрасных воспоминаний – своих личных воспоминаний. В воспоминание, которое до сих пор дарит ощущение блаженства, которое испытал ещё подростком – едва не ребёнком. 82-й или 83-й год. Наверное, всё-таки 82-й. Проходя мимо телевизора – именно проходя: был в гостях у бабушки с дедушкой в глухой украинской деревне, где для ребёнка счастье – сам воздух, поле, речка, и вдруг внезапно остановился, как вкопанный, не мог идти дальше. Остановил меня голос – голос, который заставил посмотреть на источник звука, посмотреть на телевизор… и… и вот такая картинка – картинка телевизионная (.?.). Её используют постоянно, используют и в нашей программе – вы его часто слышите, настоящая (.?.). И, тем не менее… тем не менее, всё внове для меня. На фоне деревьев – я не помню, кажется, это были берёзы, а может, не берёзы… Деревья, деревья, деревья, сплошные деревья – и небо. Потихоньку тает портрет, фотография – портрет прекрасной, дивной женщины. Он становится всё неяснее, неяснее, неяснее – и потихоньку исчезает, исчезает в небе, в облаках. И звучит, звучит, не переставая, «Гори, гори, моя звезда». Двенадцати- или тринадцатилетним ребёнком я замер перед этими словами, ещё не зная тогда, что романс станет в каком-то… в каком-то… каким-то образом, смыслом в моей деятельности, в моей жизни. Пусть уже тогда приходилось петь на сценах, на больших сценах, но я впервые услышал романс в исполнении АННЫ ГЕРМАН. Совсем маленьким – конечно, сплошь и рядом: когда и компании у родителей, и застолья, когда мы были где-то на отдыхе, когда на каких-то танцплощадках, или просто в пансионатах, в парках – где угодно, внезапно люди – не приёмники, а люди – начинали петь «А он мне нравится» и «Один раз в год сады цветут». Это сопровождало меня всё детство, и я никак не мог запомнить, кто это поёт: настолько это было естественно, это был язык поколения, того поколения, которое, в общем-то, воспитывало меня, воспитывало во время моего детства. А это поколение – наверняка здесь присутствуют многие его представители, и, скорей всего, со мной согласятся – это поколение назовёт голос Анны Герман одним из самых… чистых и драгоценных своих голосов.
Говорить об Анне Герман трудно. Так же, как трудно говорить о каждом великом артисте и о великой певице. Но мы сегодня будем о ней говорить, и будем говорить по той же самой причине – я уже упоминаю о ней… Я упоминал о ней неоднократно, упоминаю всегда и буду упоминать и дальше – не сочтите за занудство: необходимо помнить, необходимо. Необходимо для того, чтобы оставаться самим (.?.), потому что правда, как и любовь, составляет суть жизни всякого человека.
Сегодня мы вспоминаем НЕСРАВНЕННУЮ, ДИВНУЮ и ПРЕКРАСНУЮ АННУ ГЕРМАН.
Песни, которые будут сегодня звучать, – песни из её репертуара, мы всё-таки предваряем (.?.) песней, и вот почему. Анна Герман – не полька, не… (Обращается к редактору: Простите, «полька» или «полячка» – как правильно? Всё-таки – полька, да?) Анна Герман родилась в Советском Союзе. Это – весьма известные факты, и я о них совсем вскользь упомяну. Не только родилась, но и до девяти лет прожила в нашей стране. Русский язык был её родным языком. Судьба сложилась так, что она попала в Польшу, ещё ребёнком, выросла там и стала, как это ни парадоксально, знаменитой русской певицей! При всей славе, при всей популярности, иногда оглушительной, в той же Польше, в Италии, в Соединённых Штатах Америки, в Австралии, при всех выигранных конкурсах, среди которых был Сопот, или «приз зрительской симпатии» в Сан-Ремо, что означало возможность стать знаменитой западной звездой в масштабах тогдашней эстрадной культуры европейской – и Джо Дассен, и Челентано, и (.?.), которые всем известны, при всём при этом Анна Герман, конечно, состоялась, как русская певица, поэтому мы имеем полное право о ней вспоминать, но и впрямую обязаны о ней вспомнить.
Сейчас я всё-таки хотел бы, как дань той культуре, в которой Анна Герман воспитывалась, как дань тому необъяснимому очарованию, которое таит в себе Земля Польская и её культура, несмотря на все наши вековые взаимные непонимания, но той культуре, которая, соприкасаясь с нашей, побеждает все недоразумения, – я хотел бы, чтобы прозвучала песня на польском языке: на стихи знаменитого польского поэта Юлиана Тувима, который говорил на русском языке, как на своём родном, но мы всё-таки будем слушать песню по-польски, и для этого приглашаю на сцену актрису Московского Художественного театра им.Горького Елену Коробейникову в сопровождении гитары Михаила Радюкевича». (Аплодисменты)
Выходит девушка – хрупкая, большеглазая, причёсанная и одетая, вероятно, по моде «того» времени (платье «в цветочек с белыми манжетами и белым воротничком). Многие из нас познакомились с ней на спектакле «Голоса ушедшего века», после которого Елена Коробейникова, опять же для многих, стала Леночкой Коробейниковой.
Неизбежная «техническая пауза», и вот Миша уже берёт первые аккорды на гитаре. Леночка поёт по-польски, но отдельные слова всё-таки понятны, а то, что непонятно, всё равно доходит до сердца, благодаря проникновенному исполнению…
(Аплодисменты)
Снова пауза, во время которой Олег интересуется, записалось ли («У вас всё в порядке? Нужно ли переписывать?»), и получает ответ: «По-моему, всё очень хорошо».
Тем не менее, к общей, по-моему, радости, Леночка Коробейникова исполнила эту песню ещё раз. (Аплодисменты)
(Небольшое отступление от темы: Всё-таки очень хотелось познакомиться с песней поближе. Поиски в Интернете, через Яндекс, завершились находкой несколько приблизительной, но всё-таки, как мне кажется, в основу песни было положено именно это стихотворение:
Du holde Kunst,
In wieviel grauen Stunden..
(Песня Шуберта).
А может, милая, собраться
Хотя бы на день нам в Томашов?
Там в тихих сумерках сентябрьских
В осеннем золоте тогдашнем,
В том белом доме, в белом зале,
Что мебелью чужой заставлен,
Доскажем, что не досказали
В том нашем разговоре давнем.
При круглом столике доныне
Мы там сидим как неживые.
Кто расколдует нас, кто снимет
С нас, наконец, те чары злые?
Ещё из глаз моих стекает
К моим губам ручей солёный,
А ты сидишь, не отвечаешь
И виноград жуёшь зелёный.
Ещё пою тебе я взглядом
«Du holde Kunst!», и сердцу больно,
Но ехать и прощаться надо,
В моей руке твоя безвольна.
И уезжаю, оставляю,
И повторяя снова, снова,
Благословляя, проклинаю…
«Du holde Kunst!» О, если б слово!
Тот белый дом стоит как прежде
И до сих пор не понимая,
Зачем внесли чужие вещи
И тишина вошла немая.
Но сумрак осени остаться
Там должен, тишь, и тени наши...
...А может, милая, собраться
Хотя бы на день нам в Томашов?
Пока некогда было искать оригинал на польском языке, выяснять, причём здесь Шуберт и чей это перевод. Возможно, займусь этим когда-нибудь позже.)
ОЛЕГ: «Любви негромкие слова» – название одной из песен. «Эхо любви» – название другой песни. Негромкие слова о любви, которые звучали оглушительнее многих утверждений счастливой жизни. У Анны Герман была в своём роде счастливая жизнь, хотя трудно представить себе жизнь, более исполненную испытаний… тяжёлых испытаний, чем те, которые выпали на её долю. Она не успела запомнить своего отца, которого репрессировали, когда ей был едва год, хотя сама потом… Вот человек, переживший очень большие потрясения и трагедии, может позволить себе ТАК говорить об этом: что она начала петь, когда мама таскала… носила её… (вздыхает) обивая пороги инстанций, пытаясь спасти её отца. Потом… потом встреча её мамы с другим человеком – человеком, которого тоже в Ургенч, где росла Анна Герман, занесла нелёгкая судьбина – война, ссылка. Человеком, который полюбился ей матери, который заменил ей отца. И опять совсем ненадолго… ушёл воевать за освобождение своей страны. И погиб. Геройски погиб, как было написано в телеграмме, которые тогда получали сотни тысяч семей, женщин. Но мама Анны Герман, которая жива и до сих пор, поехала искать могилу любимого человека, поехала искать в чужую страну. Страну, разрушенную фактически до основания войной, страну, которая не сулила никаких лёгкостей и радостей в жизни. Она не нашла могилу, но она нашла понимание у тех людей, ради которых во многом отдал жизнь её супруг. Они поселились во Вроцлаве, они жили бедно. Об этом знают очень многие и в то же время совсем не многие: те, кто с восторгом слушали Анну Герман и аплодировали ей, миллионная аудитория, об этом не знали ни-че-го. Не знали ни о маленькой комнате в коммуналке, в которой фактически прожила Анна Герман почти до конца жизни; не знали о том, что ей приходилось… испытывать, когда она была маленькая, потому что мама работала подённо, чтобы прокормить семью; о том, что замечательно рисующая маленькая Аня не могла поступить в художественную школу, потому что надо было выбирать ту профессию, которая могла бы прокормить семью. Не знали о том, что выступать Анна Герман начала по необходимости – как раз для того, чтобы получить какие-то приработки и заработки, потому что, закончив геологический институт, и… опять-таки – оцените глубину и трогательность юмора у человека, когда она, иронизируя над своим почти двухметровым ростом, смеялась, когда говорила: «Как такая дылда, как я, может лазать по пещерам?» Начала работать с, в общем-то, бродячей труппой, по маленьким городам, пока… Пока не пришло признание, пока не пришла слава. Слава… которая во всех обстоятельствах дальнейшей жизни, никогда… Никогда не мешала ей говорить искренне, правдиво и честно.
Я не хочу сейчас останавливать разговор, хотя музыкальная программа, передача, хотя мы больше должны петь, чем говорить, но вспоминать необходимо – хотя бы потому, чтобы учиться, хотя бы для того, чтобы иметь ориентир, и ориентир в нашем времени, в котором так много звёзд – и ни одна из них не светит.
Анна Герман на пике своей популярности, юной популярности, с фантастическим контрактом по Италии, попала в автокатастрофу, из которой, в принципе, выбраться живой ей помогло чудо. Полтора года пришлось лежать в гипсе, заново учиться ходить. У неё остались тогда две нити, которые связывали её с жизнью. По счастью, голос. И – любимый человек. Эти две нити помогли ей не просто жить ещё пятнадцать лет, но и стать, может быть, самой любимой певицей для огромного народа в семидесятых годах.
А теперь мы продолжим песней. Я не случайно говорю о том, что даже название – «Любовь» – так часто… вернее, слово «Любовь» так часто присутствует даже в названиях её песен.
Мы сейчас попросим выставить микрофоны, это будет долго, после этого я представлю следующую участницу программы».
На площадке устанавливают микрофоны для музыкантов Олега, они занимают свои места.
Олег отошёл куда-то за рояль, в центре осталась девушка – в длинном платье, с микрофоном в руках.
И дальше началось Чудо – я не могу назвать ЭТО иначе, как и не могу писать об ЭТОМ без слёз – слёз сопереживания и тихого восторга…
Заиграла музыка, и вслед нежной мелодии зазвучали слова:
«Покроется небо пылинками звёзд,
И выгнутся ветки упруго,
Тебя я услышу за тысячу вёрст –
Мы – эхо…»
И тут, действительно, послышалось эхо!.. Откликнулся Олег, который как-то незаметно обошёл рояль и, тоже с микрофоном в руках, уже подходил к девушке:
Он: «…эхо…»
Она: «…мы эхо…»
Он: «…эхо…»
Она: «…мы долгое эхо друг друга…»
Оба: «…мы эхо…»
(музыкальное эхо)
Оба: «…мы эхо…»
(музыкальное эхо)
Оба: «…мы долгое эхо друг друга…»
Он: «И мне до тебя, где бы ты ни была,
Дотронуться сердцем нетрудно.
Опять нас любовь за собой позвала…»
Она: «…мы нежность…»
Он: «…нежность…»
Она: «…мы нежность…»
Он: «…нежность…»
Оба: «…мы вечная нежность друг друга…»
Она: «…мы нежность…»
Он: «…нежность…»
Она: «…мы нежность…»
Он: «…нежность…»
Она: «…мы вечная нежность друг друга…»
Она: «И даже в краю наползающей тьмы,
За гранью смертельного круга…»
Оба: «…я знаю, с тобой не расстанемся мы –
Оба: мы память…
(музыкальное эхо)
Оба: мы память...
(музыкальное эхо)
Оба: мы звёздная память друг друга…»
Она: «…мы память…»
Он: «…память…»
Она: «…мы память…»
Он: «…память…»
Оба: «…мы звёздная память друг друга…»
Музыкальный куплет – без слов.
Она: «…мы эхо…»
Он: «…эхо…»
Она: «…мы эхо…»
Он: «…эхо…»
Оба: «…мы долгое эхо друг друга…»
Она: «…мы эхо…»
Он: «…эхо…»
Она: «…мы эхо…»
Он: «…эхо…»
Оба, замедляя темп: «…мы долгое эхо друг друга…»
Естественно – аплодисменты, естественно – крики «браво!», ведь другого способа выражения благодарности артистам за исполнение нет. А ТАК хотелось благодарной тишины, чтобы ещё какое-то время побыть в ней, в волшебном далеке, наедине с собой – побыть в тишине, прислушиваясь к эху, постепенно затихающему где-то в твоей душе...
Но «грубая» действительность наступила сразу – начались «технические переговоры», в ходе которых выяснилось, что необходима перезапись… Надо ли говорить, что на этот раз мы были очень рады тому, что в записи где-то что-то кого-то не устроило…
Повторение, однако, было Олегом прервано на середине.
ОЛЕГ: «Стоп. У меня вопрос: можно вмонтировать – или лучше с начала?..»
Женский голос: «Нет, вмонтировать вряд ли получится».
После паузы –
ОЛЕГ: «Вы готовы?».
Женский голос: «Можно».
И замечательный дуэт несказанно порадовал нас ещё раз. (Кажется, были незначительные отличия от первого исполнения – «музыкальное эхо» вроде звучало в других местах, голоса сплетались и расходились иначе, но это заметно только при прослушивании записи и значения для слушателей, по-моему, не имеет.) Здесь не передать, конечно, всего впечатления… Именно эту песню мало было только слышать, надо было видеть и чувствовать неподдельное «проживание» её обоими исполнителями.
(Аплодисменты долго не умолкали)
Пауза, «переговоры». Посовещавшись с режиссёром, Олег представляет певицу:
«В гостях у программы «Романтика романса» актриса Московского Художественного Академического театра имени Горького Ирина Фадина». (Аплодисменты)
Возникла заминка. Олег отпустил своих музыкантов и хотел продолжать программу, но режиссёрам и операторам показалось удобнее записать «вне очереди» другой кусок, для которого «пригодились» бы уже стоящие на сцене микрофоны.
Женский голос: «Олег, а ещё будет секстетом?»
ОЛЕГ: «Квартетом. Квинтетом, вернее. Наверное – в финале».
Женский голос: «Так, может быть, сейчас её как-то исполнить, а не потом, чтобы не убирать и снова не ставить микрофоны?»
ОЛЕГ: «Да, но если вы хотите естественности и живости, то лучше исполнить концерт по плану. Э-э, по смыслу. Решайте – это не мои полномочия. Либо мы сейчас прописываем и убираем микрофоны, либо мы…»
Женский голос: «Олег, давайте мы сейчас это сделаем, потому что это будет потом очень долго и неудобно – убирать, ставить».
ОЛЕГ: «Хорошо. Ребята, задержитесь, пожалуйста».
Снова «техническая пауза» – стадия подготовки.
ОЛЕГ: «Скажите, когда будет можно».
Женский голос: «Работаем!»
Смех в зале.
ОЛЕГ: «Не работаем, к сожалению».
Слышны звуки настраиваемых инструментов – такое впечатление, что к выступлению готовится оркестр. Зрители переговариваются между собой, Олег продолжает «переговоры» с телевизионщиками.
Наконец – «Давайте!»
Олег исполняет пахмутовскую «Надежду» под аккомпанемент ребят.
(Аплодисменты)
На вопрос Олега, надо ли переписывать, женский голос отвечает, что не надо, но вмешивается мужской голос – всё-таки что-то не так.
Олег вздыхает, но соглашается: «Мы переписываем «Надежду» сейчас…» Песня звучит ещё раз. (Аплодисменты)
ОЛЕГ: «Попробуем записать сейчас финал. Ребята, не уходите. (Пауза) Скажите, пожалуйста, только скорее. (Пауза) Ребятам-то уходить с площадки или мы пишем финал?».
Мужской голос: «Нет, не надо, не надо. Закончили, возвращаемся…»
ОЛЕГ: «Финал записали. Ребята, спасибо вам огромное и низкий поклон».
Из-за аплодисментов (зрители тоже благодарят ребят) не слышно начала следующих слов Олега.
ОЛЕГ: «…необходимая – не просто ощутимая, а необходимая – поддержка для всех, кто здесь выходит на площадку, и вы это очень чувствуете, потому что между нами почти нет никакого расстояния.
«В небе незнакомая звезда светит, словно памятник надежде». Памятник Надежде, Вере и Любви. Слово «звезда» затёрто нынешним нашим новоязом. Оно в нашем лексиконе превратилось в один из самых досадных штампов. Если спрашивают иногда, когда даёшь интервью, «Что такое для вас звезда как понятие?», я позволяю себе достаточно ёрнически, может быть, хулигански, говорить: «Астрономический объект. Тело космическое». Вот если говорить о звезде в том смысле, в котором о ней говорили Пушкин, Лермонтов, Гейне… великие поэты, литераторы, в том смысле, когда слово «звезда» стали прилагать к личности известного исполнителя, то Анна Герман здесь – в первом ряду. Её жизнь – это памятник Надежде. Её записи – это памятник Надежде.
Та песня, которая только что прозвучала, никто – при всём гигантском уважении к значительным, даже великим, певцам, которые исполняли эту замечательную песню Александры Пахмутовой на стихи Добронравова, при всём к ним огромном уважении – никто не смог озвучить эту песню так, чтобы каждому слову верило сердце. Это удалось только Анне Герман. Удалось… (вздыхает) не знаю, почему. Человек испытывает иногда страдания и, тем не менее, не становится лучше. Человек возносится на вершину славы и вдруг почему-то становится пошлым и отвратительным. Человек обладает незаурядным талантом, даром, накапливает это всё и вдруг почему-то становится скучным. Но!.. Анна Герман обладала правом… правом поставить памятник Надежде – памятник, который в жизни каждого из нас иногда светит путеводным маяком. И когда одуреваешь – простите за это слово, иного не подобрать – от бестолковости кричащей пошлости нынешних дней, вдруг где-то прозвучит, как из далёкого, для меня в этом смысле – родного, 82-го года: «Гори, гори, моя звезда» – прозвучит так, что на всю жизнь западёт в сердце юного мальчишки, и он подумает и решит, что романс надо петь ВСЕГДА, потому что так спела когда-то дивная, прекрасная женщина. Может быть, впервые тогда почудилось понимание того, ЧТО ТАКОЕ ЛЮБОВЬ.
(Аплодисменты)
ОЛЕГ: «Спасибо! (обращается к режиссёру): Вас устраивает? Или что-то переделать надо?»
Мужской голос сообщает, что переделывать не надо.
ОЛЕГ: «Хорошо. Спасибо. Разговаривать мы уже больше не будем – мы сегодня уже много раз говорили».
Снова перерыв в записи, но теперь он просто необходим для отдыха. Олег садится в кресло у столика.
ОЛЕГ: «Ирину я представил, поэтому сейчас сразу будем петь».
Мужской голос: «Так, мы готовы. Всё, пожалуйста».
Под аккомпанемент на рояле Ирина Фадина поёт песню «Представь себе, такое лишь случается…» (Аплодисменты)
«Сверху» сказали «Давайте сразу!» и попросили убрать цветы с рояля. Песня записывается ещё раз. (Аплодисменты)
Затем в том же составе исполняется песня «Для чего ты сказал среди ясного дня, что её ты жалеешь, а любишь меня?» (Аплодисменты)
Аплодисменты долго не утихают, и Олег, не дождавшись тишины, представляет исполнителей: «Ирина Фадина. Партия фортепиано – Наталия Коршунова».
(Аплодисменты)
ОЛЕГ: «Солистка Оперного… Ох, простите! Щас-щас-щас… Солистка Оперного театра при Московской консерватории Лариса Макарская».
Где-то что-то упало.
Женский голос: «Ещё разок, пожалуйста!»
После некоторых уточнений Олег повторяет: «Солистка Оперного театра Московской консерватории Лариса Макарская». И добавляет: «Партия фортепиано – Владимир Бродский».
Лариса Макарская исполняет песню «Осень лес опалила огнём…» (Аплодисменты)
Затем певица берёт гитару и под собственный аккомпанемент исполняет песню «А он мне нравится…» («Мне говорят – он маленького роста…»). Аплодисменты.
Сообщение о том, что переписывать ничего не надо, вызывает новые аплодисменты зрителей.
Снова пауза, во время которой Олег обсуждает что-то с телевизионщиками. Решают, что раз только что была гитара, то и в следующем номере надо её использовать, потому что «уже стоит гитарный микрофон». Олег соглашается, но обсуждение «нюансов» продолжается ещё некоторое время.
ОЛЕГ: «Давайте так сделаем: будем считать, что она уже вышла, и я представлю, хорошо? Скажите, когда можно работать».
Женский голос: «Можно».
ОЛЕГ: «Сегодня мы снова встречаемся с неоднократным, на самом деле, гостем программы «Романтики романса»… «Романтика романса»…»
Неудивительно, что Олег слегка сбился – сегодня запись программ тянется очень долго. Улыбается он, сочувственно улыбаются зрители.
ОЛЕГ: «Сегодня мы снова встречаемся с неоднократным гостем программы «Романтика романса». У нас в гостях снова Инна Разумихина. (Аплодисменты) Партия фортепиано – Татьяна Копелевич». (Аплодисменты)
Олег садится за столик, и ему приносят чашечку кофе.
Под аккомпанемент гитары (собственный) и фортепиано певица исполняет песню «Есть на далёкой планете город влюблённых людей…», но вдруг сама прерывает исполнение.
Олег просит «добавить мониторы».
Инна продолжает петь с того места, где остановилась, но, видно, «так не пойдёт», и её останавливают.
Инна спрашивает Олега: «Можно?» Измученный Олег молча показывает наверх. Оттуда раздаётся «Да!».
Песня исполняется с самого начала. На этот раз раздаётся свист какой-то аппаратуры – скорее всего, микрофона. Снова остановка. «Сверху» что-то советуют. Олег подходит к певице и объясняет ей какие-то технические тонкости – вроде того, что она стоит очень близко к микрофону.
«Давайте!» – и на этот раз песню «Есть на далёкой планете город влюблённых людей…» удалось допеть до конца.
(Аплодисменты и – не крики, но слова – «браво!»)
Пауза. Как будто всё в порядке – «пронесло…»
Затем Инна Разумихина исполняет песню «Сегодня последняя встреча».
(Аплодисменты)
ОЛЕГ: «Я так полагаю, что мы закончили? Финал уже записали».
Мужской голос: «Да. Спасибо всем».
Олег, смеётся с облегчением: «Да, спасибо всем!»
Все как будто ожили, зашевелились, загомонили…
Напряжение спало, и замечаешь, что, оказывается, усталость чувствуется. А мы ведь «просто» сидели, слушая, хлопая и сопереживая. Каково же тогда Олегу?!..
А он, широко улыбаясь, медленно говорит: «Бурные продолжительные аплодисменты!» Улыбаясь ему в ответ, зрители дружно, от всей души, аплодируют…
ОЛЕГ, негромко и очень тепло: «Спасибо!»
Запись программ этого дня, начавшись в 18 часов, закончилась в 23.20…