| Ада | Дата: Понедельник, 27.04.2009, 22:10 | Сообщение # 1 |
|
Группа: Постоянные участники
Сообщений: 1150
Статус: Offline
| Валентина, Елена Федорова (Москва – Петербург) 5 декабря 2005 г.
Романтика романса, канал РТР, 2005 г.
Запись программы № 7
Валерий Александрович Гаврилин
Звучит фонограмма романса «Я встретил Вас»
За круглым столом расположились земляки Олега: Эдуард Хиль, Таисия Калинченко, Наталья Герасимова… Все очень рады этой встрече, и между ними идет оживленный разговор.
Олег в темно-синей рубашке и такого же цвета костюме.
ОЛЕГ: «В общем-то… в общем-то, правда… правда – слово, которое сегодня будет звучать очень часто, даже если мы не будем его произносить, потому, что правда – это… абсолютно точное свойство, может быть, даже суть творчества Валерия Александровича Гаврилина, которому мы сегодня посвящаем нашу программу.
У меня в руках замечательная книга. Книга называется «Слушая сердцем», в которой собраны статьи, выступления и интервью Валерия Александровича. Если кому-то посчастливится прикоснуться к творчеству Валерия Гаврилина – не только музыкальному, но и литературному – он поразится: этот человек настолько многогранен… Талант… талант – даже не талант: настолько многогранен гений этого человека, потому что читать его – одно удовольствие. Я процитирую его слова, посвященные другому великому его современнику, и это тоже надо оценить, насколько великий современник может относиться к великому современнику. Говоря про Свиридова, Гаврилин пишет: «В области камерной лирики Свиридов утверждает культуру пения здоровым красивым голосом – наиболее консервативную, но и наиболее объективную, здравую, понятную и приемлемую большинством слушателей. Вневременную, интернациональную, имеющую наибольший запас прочности и способность сохраниться бесконечно долго, если, конечно, не забывать за ней ухаживать».
Как хочется, чтобы перечитывали, ну, хотя бы иногда, великих – причем, совсем недавно живших еще с нами – люди, которые слишком часто, может быть, очень поспешно позволяют себе выходить и обращаться к многотысячной аудитории.
Но сейчас, в начале программы, мы… (вздыхает. Эдуард Хиль подсказывает: «Послушаем») послушаем… даже не то, что послушаем (улыбается), Эдуард Анатольевич, а… ну – обратимся к песне. К песне».
Олег под аккомпанемент своих музыкантов исполняет песню «Любовь останется».
(Аплодисменты)
ОЛЕГ: «Годы, которые не вернутся, как не возвращаются никакие годы: ни прекрасные, ни страшные. В этом залог нашей постоянной печали; в этом залог, в общем-то, способности выживания, потому что, если бы все года могли возвращаться, неизвестно, перенесли бы мы это… перенесли бы мы сейчас, вот, в нашу эпоху… (вздыхает) спокойного отношения к пошлости, к неправде, перенесли бы мы сейчас чистый взгляд Валерия Александровича Гаврилина, обращенный на тех, кто сейчас держит эту эпоху в своих руках. Мы можем отговариваться: да, не дают, сюда не пускают, здесь нельзя, а тут страшно, но встретишься с этими глазами – и поймешь, что все-таки…. да – нельзя, не пускают, страшно, но что-то надо делать, потому что… потому что этот взгляд иначе пронзит, пронзит своею правдой – правдой, которую этот человек отстаивал всю свою жизнь. Не вернутся те года и, тем не менее, возвращаются – сладкой болью в наше сердце всегда. Возвращаются дивными мелодиями, дивной музыкой Гаврилина. Сегодня мы не говорим о Валерии Александровиче Гаврилине, как о великом нашем современнике, композиторе, авторе замечательной, блистательной симфонической музыки. Мы говорим от нем сегодня, как… о чудном, о потрясающем, тонком лирике, который подарил нам множество дивных творений, которые мы называем лирической песней, но можем, с определенной долей допущения, назвать романсом, и потому они имеют прямое отношение к нашей программе.
Я заканчиваю длинный монолог. Мне все время говорят, что я слишком длинно разговариваю, хотя я не могу себе позволить говорить о великих коротко, сжато – для этого надо быть хотя бы чуть-чуть самому… ну, дотягивать до их планки. А краткость не всегда есть сестра таланта – иногда, к сожалению, бывает и сестрой наглости, чего бы мне очень не хотелось.
Но! Сегодня в программе участвуют люди, которые не только имеют полное право говорить о Валерии Александровиче Гаврилине как большие, замечательные, великие артисты, но и как люди, которые были с ним лично знакомы и прошли очень большой жизненный этап совместно. Я буду представлять тех (смеется), кто, на самом деле, не нуждается в представлении – просто таковы обычаи нашей программы.
А сейчас мы сделаем короткую техническую паузу для того, чтобы поменять микрофоны.
(Обращается к музыкантам) Ребята, спасибо!»
Музыканты уходят.
Пока технические службы работают, Олег общается со своими гостями, и отчетливо видно, что эта встреча для него – действительно большая радость. Слышно, как Олег негромко обсуждает с ними последовательность исполнения программы, советуется, время от времени задавая вопрос «наверх»: «Мы можем начать работать?»
Наконец, мужской голос сообщает: «Да, пожалуйста».
ОЛЕГ: «Эдуард Анатольевич, я не могу просто так общаться, как с приглашенным гостем программы, поскольку я привык уже последние дни – с публикой, которая и сроднилась с нами совершенно – делиться подробностями личной жизни: теми, которыми можно делиться.
Эдуард Анатольевич был моим педагогом в Театральном институте – это было достаточно давно. Сегодня я упоминаю об этом не только для того, чтобы выразить благодарность, которую никогда не поздно и всегда выражать нужно – не знаю, останется ли это в программе, это сейчас не суть важно, но важно вот что. С творчеством Валерия Александровича Гаврилина всерьёз – не с детскими песнями, вот, которые доводилось петь в детском хоре, а всерьёз с творчеством Гаврилина – я познакомился именно в Театральном институте, благодаря… позиции – принципиальной позиции – Эдуарда Анатольевича, что молодые актеры, будущие актеры просто должны учиться на этих песнях новому. Таисия Семёновна, к которой тоже фактически этот вопрос, эта же тема будет обращена, которая сейчас преподаёт в Театральной академии в Петербурге. Я знаю, что Вы тоже абсолютно так же относитесь к этой теме. И вот вопрос: Что – вопрос к Мастерам – что наиболее все-таки ценно? Прекрасная музыка, овладение формой, чистота интонаций – или внутренняя правда, честность и искренность, которые необходимы для того, чтобы стать артистом в любой области, тем более – в области драматического искусства?»
Э.ХИЛЬ: «…вот эта книга называется «Слушая сердцем» – получается, что мы раскрываем в себе душу Валерия Александровича…»
Голос режиссера перебивает: «Простите, в микрофон говорите…»
Э.ХИЛЬ: «А? Я в микрофон говорю».
РЕЖИССЕР: «Поближе к нему»
ОЛЕГ: «Вы знаете. Это будет неудобно, кстати…»
Олег совершенно прав, поскольку микрофон лежит на столе и Эдуарду Анатольевичу придется к нему наклоняться, что совершенно неудобно.
Какое-то время уходит на переустановку микрофона, попутно выясняются другие «технические» вопросы. Например:
ОЛЕГ: «Алла Сергеевна, разрешите мне работать, пожалуйста. Я представлю, когда будут люди выходить…»
Э.ХИЛЬ: «Можно продолжать?»
РЕЖИССЕР: «Да».
Э.ХИЛЬ: «Вот книжка, которая здесь лежит перед вами, называется «Слушая сердцем», а когда мы слушаем музыку Валерия Александровича, то мы видим там не только его сердце, его ум, знание всей культуры, но мы чувствуем его душу. Вот это, мне кажется, самое главное. Потому что… я долго не буду говорить – скажу только одну, один пример… Валерий Александрович дал мне как-то прочитать письмо Георгия Свиридова, и он сказал… пишет так: «Валерий Александрович, вчера второй раз слушал по телевидению Вашу песню «Два брата» и снова плакал. Берегите. Вы – жемчужина нашей страны». Вот. Мне кажется – это все, что можно сказать, лучше не скажешь».
ОЛЕГ: «Спасибо!»
Т.КАЛИНЧЕНКО: «Очень важно, чтобы студенты пели музыку Валерия Гаврилина именно потому, что она искренняя, что она требует чистоты интонаций, что она требует особенного подхода к себе и еще плюс к тому, что студенты находят в музыке огромное количество эмоциональных состояний, которые они могут воплотить в ней, и для меня поэтому музыка Гаврилина непременное условие пения ее».
ОЛЕГ: «Спасибо. Я попрошу продолжить песней, песней, которая… (смеется) в общем, будет посвящена нашему родному городу. А представить сейчас историю, особенно культурную историю Петербурга без творчества Валерия Гаврилина невозможно и немыслимо. Я с радостью, с внутренним счастьем (а оно в полной мере отражается на лице Олега) – очень нежным и честным, представляю публике человека, которого представлять не нужно: Эдуард Хиль. (Аплодисменты)
Эдуард Анатольевич встает, подходит к микрофону: «Песня Валерия Александровича Гаврилина на стихи Виктора Максимова «Нам ли севера бояться».
Поет весело, задорно, и Олег с такой добротой смотрит на своего учителя…
(Аплодисменты)
Э.ХИЛЬ: «Есть у Валерия Гаврилина чудное произведение – «Военные письма». Но, если кратко сказать: он уже погиб, а она получает похоронку, а письма от него все идут и идут. Сейчас мы с Таисией Калинченко в микрофон исполним дуэт из этого вокального сочинения – симфоническо-патетического. Называется этот отрывок «Рябины».
Исполнение настолько задушевное, так трогает… Как же в них, в мастерах старой школы, чувствуется тот, настоящий профессионализм… (Аплодисменты)
Э.ХИЛЬ: «Сейчас спросим…»
ОЛЕГ: «Да, сейчас спросим, все ли в порядке, там что-то упало, или был какой-то хлопок».
Голос режиссера: «Нет-нет, это было уже после».
ОЛЕГ: «Да, всё хорошо. У меня к режиссеру колоссальная просьба: если мы будем дальше работать – подумайте о том, что люди здесь выходят, и они всегда будут на меня… спотыкаться».
(Вздыхает)
Дело в том, что между скамейкой, на которой сидит Олег, и стульями публики очень небольшое расстояние, и люди, выходящие с цветами к артистам, постоянно задевают за угол скамьи Олега.
Режиссер: « Спасибо большое, я подумаю.»
ОЛЕГ: «Да, и сразу же, если можно, меняйте стойку микрофона на ту, которая потребуется к следующему номеру».
(Непонятно, почему об этом вообще должен просить Олег, о чем думают технические службы?). Пауза. Олег, Эдуард Хиль и Таисия Калинченко разговаривают, и следующие слова Олега, обращённые к залу, являются как бы продолжением этого разговора.
ОЛЕГ: «Хорошо. Вот тема войны. Я достаточно в этом смысле молодой человек, хотя уже и не очень молодой, но все-таки спрашивать на расстоянии, спрашивать с громадной долей осторожности и почтительности, потому что, как и всякий русский человек, я ощущаю в себе право говорить о Великой Отечественной войне; говорить певческим языком – тем, которым удается мне разговаривать, но вот для Валерия Александровича эта тема совершенно не сторонняя, она прошла по его жизни, и прошла решительно и страшно. Вот когда-то были, вот, хоть какие-то разговоры об этом? (Обращается к гостям) Он делился чем-то?»
Э.ХИЛЬ: «Да, отец погиб. Отец – фамилия его была Белов, а у Валерия Александровича – Гаврилин, фамилия матери. Он погиб на фронте, а потом он вот при каких обстоятельствах попал в детский дом. Мать получила большой срок только за то, что она была руководителем детского дома, и она сохранила для весны, чтобы посеять, три мешка ржи. Вот. И приехала какая-то комиссия, кто-то сказал – и нашли эти три мешка. И ее посадили».
ОЛЕГ: «И он остался сиротой».
Э.ХИЛЬ: «Да. Он остался… он и сестра остались на улице, и вот мой пианист Юрий, который вместе с Валерием Александровичем учился в десятилетке, в Ленинграде, он рассказывает: «Привели мальчика, такого, наверное, лет 10, может быть, 12… Вот. И хотели, чтобы он учился в этом музыкальном училище. Он что-то такое сыграл на баяне. Вот. Потом стал учиться, потом закончил десятилетку, а потом уже поступил в консерваторию». Вот так сложились его первые годы, первые шаги в музыке».
ОЛЕГ: «Спасибо. Я попрошу… попрошу следующую (запнулся, сверяется с текстом). Всё, простите, сейчас переписываем. Мне трудно – я очень волнуюсь на самом деле… А волнуюсь… Просто масштабы темы, о которых нельзя говорить спокойно…
«Простите меня» – один из самых популярных, один из самых известных, один из самых любимых романсов Валерия Александровича Гаврилин. Слова эти на самом деле так уместны к нашей личной жизни, к нашей эпохе. Сколько раз надо просить прощения, у скольких людей и, может быть, даже, как ни парадоксально звучит, – у скольких мест и событий, что иногда, может быть, весь лексикон наш должен состоять из этого словосочетания – «простите меня». Следующая песня в нашей программе – этот романс, и я прошу его исполнить Наталью Герасимову. (Аплодисменты) Партия фортепиано – Александр Окитченко».
Режиссёр: «Простите, пожалуйста, ещё раз произнесите…».
ОЛЕГ: «Правильно я фамилию, да, произнёс? Партия фортепиано – Александр Окитченко».
Наталья Герасимова исполняет «Простите меня». (Аплодисменты)
ОЛЕГ: «Спасибо, спасибо. Я знаю, что, сколько бы мы ни говорили – а говорить мы можем очень много, и хотелось бы очень много говорить – в основном, в программе останутся потом песни, поэтому прошу сразу же следующую песню».
Наталья Герасимова исполняет песню «Черемуха». (Аплодисменты)
Режиссёр, после некоторой паузы: «Пожалуйста, можно продолжать».
ОЛЕГ, весело, с улыбкой: «У нас идёт своя жизнь, может быть, отдельная, и сейчас камеры на публике, вот. Мне это бесконечно дорого, потому что можно сохранить естественность – значит, можно сохранить правду. А потом, я услышал вчера замечательное совершенно словосочетание, которое, наверное, я запишу себе в блокнот и вообще сохраню, как идиому, вот: «Чудо монтажа» – это то, что, наверное, сделает наш разговор (смеется) потом более причесанным и гладким Вот. Я смеюсь, смеюсь радостно, потому что – сколько бы ни было печали в нашей жизни, сколько бы ни было печали в конкретной жизни Валерия Александровича, а все-таки он всегда оставался очень счастливым и веселым человеком. Даже вот те два-три случая, в которых в общении… которые все-таки Господь подарил мне с ним лично, я помню человека, которому жить непросто, даже физически непросто, но который всегда светился счастьем и добром, причем добром действенным, добром, которым он хотел тут же поделиться с кем-то, и это не просто, чтобы осчастливить – в этом не было никакого… какой-то вот… никакого даже намека на превосходство – в этом было природное благородство».
Э.ХИЛЬ: «Вот он себя принижал даже, мне кажется».
ОЛЕГ: «Но, во всяком случае, делился, чем мог, он всегда очень счастливо, и поэтому в его шуточных и веселых песнях так же, как и в трагических песнях, звучит та же счастливая правда. Но снова слово – слово певческое – за Эдуардом Анатольевичем…»
Э.ХИЛЬ: «На стихи Льва Куклина «Белая ворона»
Далеко не молодой человек, но столько жизнелюбия в его озорной улыбке, что это невольно захватывает и зал… Все улыбаются и заряжаются его настроением. А уж на Олега смотреть до того радостно – как будто он вернулся в свою юность и вновь переживает свои счастливые студенческие годы.
Эдуард Хиль задорно пропел последний куплет
(«Кто-то на дубу, а может, на сосне
Каркнет удивлённо:
А это не по мне, вот это не по мне –
Белая ворона. Каррр!»),
вызвав оживление публики и одобрительные продолжительные аплодисменты.
ОЛЕГ: «Следующая песня звучала так часто, что, наверное, о ней говорить особо не нужно, к тому же…»
Э.ХИЛЬ, перебивая Олега: «Нет, только вот такая прелюдия… Был такой Анатолий Мерзлов, он работал в деревне, и загорелся трактор, а рядом был хлеб. И он бросился к этому трактору, чтобы спасти зерно».
ОЛЕГ: «Да, все газеты тогда, действительно, об этом писали».
Э.ХИЛЬ: «Да, он стал посмертно Героем Соцтруда, но там несколько… Валерий Александрович тогда услышал это, он говорит: «У меня волосы даже поднимаются. Я таких людей встречал». И он написал целый цикл, который называется «Земля». Вот из этого цикла песня «Мама».
Эдуард Хиль очень тепло поёт песню, припев которой, наверное, известен всем:
«Тихая моя, нежная моя, добрая моя мама…»
(Аплодисменты)
Э.ХИЛЬ: «Можно переписать?»
Режиссёр: «Если Вас что-то не устраивает – конечно».
Э.ХИЛЬ: «Да, сделаем вариант, потому что…»
Режиссёр: «Пожалуйста».
Песня «Мама» исполняется ещё раз. (Аплодисменты)
ОЛЕГ: «Работаем?»
Режиссер: «Да, пожалуйста».
ОЛЕГ: «Поскольку мы, действительно, сегодня слишком мало, можем что добавить, к тому, что говорят люди, работавшие и знавшие; люди, которые общались непосредственно очень долго, то я снова передаю слово Таисии Калинченко, и до следующей песни».
Т.КАЛИНЧЕНКО: «Да, следующая песня… (аплодисменты). Валерий Александрович писал песни и к фильмам.И вот один из первых фильмов – он снят был давно, назывался он «Свадьба», и песня, звучавшая там в начале и в конце фильма на титрах, называлась «Песня невесты». И вот эту песню я впервые услышала, и она меня поразила своими совершенно не похожими интонациями на то, что звучало тогда. И я так рада, что сегодня я ее спою для вас. «Песня невесты» на стихи Альбины Шульгиной».
Певица только успевает произнести первые слова («Сшей мне белое платье …»), как её прерывают: «Давайте сначала!»
И Таисия Калинченко запевает снова (без музыкального сопровождения):
«Сшей мне белое платье, мама,
Самых белых цветов белей.
Поплыву я по улице, мама,
Словно лодочка меж кораблей…»
(Аплодисменты)
ОЛЕГ, обращаясь к режиссеру: «У нас всё технически в порядке?»
Режиссёр: «Да».
ОЛЕГ: «Хорошо». Обращаясь к Таисии Калинченко: «Тогда опять…»
Т.КАЛИНЧЕНКО, не дослушав: «Да, я хочу пригласить Эдуарда Анатольевича, мы с ним споем еще одну песню Валерия Александровича».
Э.ХИЛЬ добавляет: «Да, и из спектакля… А спектакль назывался – в нашем ТЮЗе шёл – «Иней на стогах», на стихи Альбины Шульгиной: «Не бойся дороги».
Этот дуэт надо было видеть: оба пели с огоньком, с энтузиазмом, так живо и задорно, как этого требуют слова песни:
«Не бойся дороги –
Были б кони здоровы.
Только зори багровы,
Видно, к ветру зажглись.
А от раны, от раны дорожной,
Есть трава – есть трава подорожник.
А сердечную рану – а сердечную рану
Сам рукою зажми!
Не бойся дороги –
Были б кони здоровы.
В придорожных столовых
Хлеб да соль на столе!
Ну, а сколько, а сколько в запасе?
Не гадай – не гадай понапрасну.
Было б солнышко в небе, было б солнышко в небе
Да цветы на земле!
Не бойся дороги –
Были б кони здоровы.
Были б руки готовы
Руку друга найти!
А как верить, как верить охота,
Что за тем, что за тем поворотом,
Что за тем поворотом, вот за тем поворотом
Вновь – начало пути!
(Бурные аплодисменты, крики «браво!»)
Режиссёр: «Давайте переделаем».
ОЛЕГ подхватывает: «Давайте переделаем (Э.Хиль: «Да!»), потому что огромное удовольствие – послушать ещё раз».
Зрители смеются.
Олег и Эдуард Анатольевич, тоже со смехом, обсуждают какой-то момент исполнения песни:
Э.ХИЛЬ: «…слово я спел… Неважно… Нет, слово неплохое, но…».
Олег: «Был контакт: Вот за тем поворотом вновь – начало пути».
Э.ХИЛЬ: «Да-да-да».
ОЛЕГ: «Пожалуйста».
Э.ХИЛЬ: «Перепоём?»
Режиссёр: «Пожалуйста».
Э.ХИЛЬ: «Можно?»
Режиссёр: «Пожалуйста». Эдуард Хиль и Таисия Калинченко поют эту замечательную песню ещё раз. Олег прав – это, действительно, огромное удовольствие! (Аплодисменты)
Э.ХИЛЬ: «Послушайте звук!».
Режиссёр: «Да нормально, хорошо!».
Э.ХИЛЬ: «Всё равно никто не знает этой песни!»
Смех в зале.
ОЛЕГ: «Не скажите, Эдуард Анатольевич, я, например, её вот с такого ещё возраста…»
Э.ХИЛЬ: «Да, ты знаешь, ты еще в Детском хоре ее пел».
ОЛЕГ (уже серьёзно): «Да. Я, кстати, не случайно касаюсь этой темы, потому, что следующая песня посвящена для меня родному городу; не только для меня, а также городу, с которым связано имя Валерия Гаврилина, хотя родился он не в Ленинграде, родился он под Вологдой, и вот какая, на самом деле, к нему там любовь – можно только позавидовать. Часто приходилось бывать в Вологде и часто – всегда, вернее – приходилось об этом слышать. Вот два есть таких вот символа и знамени города – Рубцов и Гаврилин. Но я хочу вернуться к Петербургу… (отвечает на какую-то реплику – видно, ещё об одном символе: «И вот еще, да… Но все-таки чаще о Рубцове и Гаврилине. Но, по крайней мере, вот, по моему опыту – может быть, просто по певческому опыту, поэтому»)
А… как-то… Вы знаете, вот… часто тоже приходится слышать о Петербурге, что он – город холодный, иногда это в таком комплиментарном смысле, т.е. академичный, ну, красивый, строгий, вот. Нередко слышишь – холодный и надменный…»
Т.КАЛИНЧЕНКО: «Москва теплее» (смеется).
ОЛЕГ (смеется): «Москва теплее, это правда. Но что касается холодности и надменности – я думаю, что не случайно… не случайно песни Гаврилина – не только песни, но вообще, его музыка – все-таки, в основном, рождались в Петербурге. Это на самом деле – голос Петербурга… Вот следующая песня, которую я попрошу сейчас исполнить Наталью Герасимову, следующая песня тоже, наверное, мои слова подтвердит, потому что она – о нашем городе, и в том смысле, в котором он, может быть, сам себя чувствует и сам о себе говорит».
Пауза.
ОЛЕГ (обращается к режиссеру): «Нам надо поставить, наверное, стойку».
Пауза продолжается, дважды что-то с грохотом падает. Наконец раздаётся голос режиссёра: «Да, пожалуйста».
Наталья Герасимова поёт «Город спит». (Аплодисменты)
После короткого обсуждения выясняется, что песню надо повторить, и певица исполняет её ещё раз. (Аплодисменты)
ОЛЕГ: «Мы потихоньку приблизились к концу сегодняшней беседы – как обычно в этой программе – музыкально-певческой беседы, и колоссальное счастье, что сегодня нам удалось разговаривать на языке музыки высокой, музыки настоящей. Это счастье в последнее время выпадает столь не часто, даже редко. Вот песня, которая только что прозвучала, она вся пронизана светом, как Петербург в белую ночь. Вообще город наш достаточно туманный и пасмурный (улыбается), тем не менее, жажда света в нем настолько мощная, что как-то даже странно…»
Э.ХИЛЬ: «Была революция».
ОЛЕГ: «Да ладно – были революции и в других городах, вот… Собственно говоря, состоялась, к сожалению, одна, да и не только в отдельно взятом Петербурге. Вот. Я не об этом, вернее, не хотелось бы об этом… хотя можно и об этом».
Т.КАЛИНЧЕНКО: «Даже Валерий Александрович не удержался и написал веселую песню об этом».
ОЛЕГ (смеется): «Вот, вот… Как песни пронизаны светом – так же, как и все творчество
Валерия Александровича, так же, как и все наши мечты и желания… Хочется, чтобы и в финале нашей передачи, программы сегодняшней, этот свет сохранился, и пусть он даже перейдет в улыбку, о которой я сейчас попрошу снова Эдуарда Хиля и Таисию Калинченко, вот. Но пусть он останется с нами навсегда, как и со всеми, кто знал Валерия Александровича Гаврилина и кто имел счастье с ним быть знакомым и работать».
Т.КАЛИНЧЕНКО: «Да, я думаю, что музыка его будет долго жить и на радость всем».
Э.ХИЛЬ: «Его очень долго упрекали, что вот у него такие лирические песни, минорные.
Я говорю: «Да, Валерий Александрович, а чтобы вот Вам что-нибудь такое современное написать?» Он говорит: «Ну, если будут стихи…» И однажды он пришел ко мне в пол-второго ночи… в тапочках, в пижаме… рядом мы жили. «Я, – говорит, – принес песню – такую, какую ты хотел». Вот мы ее сейчас вместе с Таисией Калинченко исполним. Называется она «Шутка», на стихи Альбины Шульгиной.
Песня до того хороша и исполнена так чудесно, весело, с огоньком, что я не удержалась и записала ее:
Дождь за окнами, идет за окнами, шумит за окнами опять.
Мы заохали, и вы заохали, и вы заохали – нельзя гулять.
И вы заохали – нельзя гулять.
Дайте музыку, скорее музыку, скорее музыку, музыку, все кувырком.
Скинь туфли узкие, скинь туфли узкие, скинь туфли узкие – и босиком!
Скинь туфли узкие – и босиком!
А за окнами, гроза за окнами, гроза за окнами гремит в саду,
Сирени мокрые, сирени мокрые, сирени мокрые кого-то ждут.
Сирени мокрые кого-то ждут.
Дайте музыку, скорее музыку, скорее музыку, музыку, все кувырком.
Скинь туфли узкие, скинь туфли узкие, скинь туфли узкие – и босиком!
Скинь туфли узкие – и босиком!
Дождь без устали, и я без устали, мы с ним без устали вдвоем,
Как сережками, качая люстрами, качая люстрами, танцует дом!
Дайте музыку, скорее музыку, скорее музыку, музыку, все кувырком.
Как сережками, качая люстрами, качая люстрами, танцует дом!
Качая люстрами, танцует дом!
Исполняя песню, Эдуард Анатольевич с Таисией танцуют – зажигательно, с такими сияющими молодыми лицами, как будто и нет прожитых лет… Потрясающе!!! А Олег… нет слов! Все на его лице: радость, восторг, счастье. Нежность неимоверная к этим дорогим для него людям…
Дождь без устали и я без устали, мы с ним без устали вдвоем,
Как сережками, качая люстрами, качая люстрами, танцует дом!
Дайте музыку, скорее музыку, скорее музыку, музыку, все кувырком.
Как сережками, качая люстрами, качая люстрами, танцует дом!
Качая люстрами, танцует дом!
(Не аплодисменты – овация… Крики «браво!»)
Требуется перезапись, и Эдуард Анатольевич этому только рад. Зал с удовольствием слушает такой разговор:
Э.ХИЛЬ: «Нет, скажите, как там по звуку, по звуку как?»
Режиссёр: «А по звуку – Таисия отстаёт».
ОЛЕГ: «А это потому что…»
Э.ХИЛЬ (перебивает): «А-а-а, как хорошо!»
Т.КАЛИНЧЕНКО: «Как можно под фонограмму отставать?»
Э.ХИЛЬ: «А вот так вот – ты отстаёшь! Прибавьте басов, чтобы она слышала басы! Она вообще любит свинговать!»
Все смеются.
Режиссёр: «Готовы?»
Э.ХИЛЬ: «Да!»
Повторное исполнение прерывают сами исполнители.
Э.ХИЛЬ: «По разным причинам…»
Т.КАЛИНЧЕНКО: «Будет сейчас ещё лучше!»
И Олег, и зрители уже не смеются – хохочут от удовольствия общения с этими неунывающими и жизнерадостными людьми.
К радости всех присутствующих, песня исполняется ещё раз (с начала и до конца) – ничуть не менее зажигательно. Какие же они молодцы – Эдуард Хиль и Таисия Калинченко!
(Снова бурные аплодисменты и крики «браво!»)
Э.ХИЛЬ: «Это ещё хуже, да?»
Взрыв смеха в зале.
Э.ХИЛЬ: «Хуже, да?»
Режиссёр (громко): «СУПЕР!»
Э.ХИЛЬ: «Супер, да? Супер… Супер, как разошлись».
(Смех, аплодисменты)
ОЛЕГ: «Браво. Браво!»
Т.Калинченко: «Зато все выучили эту песню Гаврилина – и то хорошо!»
(Аплодисменты)
ОЛЕГ: «На самом деле мы закончили программу. Закончили… и жалко, что так мало на неё времени. Эдуард Анатольевич, я, знаете, чему больше всего завидую (смеется) – это неиссякаемому юмору. Мне бы позаимствовать, вот чему так и научили – так это с юмором относится, ко всему, чтобы ни происходило вокруг. Вот.
Э.ХИЛЬ: «А Олег ведь хотел, когда учился, хотел рок-музыку…»
ОЛЕГ, перебивая, смущенно: «Да, ладно, ладно, ладно. Не рассказывайте сказки, сказки не рассказывайте!»
(Все смеются вместе с Олегом)
Э.ХИЛЬ (не давая себя перебить): «Но… но они ехали всем курсом – ехали в Америку. «Что же мне петь?» Я говорю: «Что-нибудь русское». – «Может быть, что-нибудь джазовое?» – Ни в коем случае. И он, когда спел за границей в Америке русские романсы, он приехал уже сюда, домой в Петербург-Ленинград, на белом коне».
ОЛЕГ, улыбаясь: «Если полемизировать каждый раз… Одно дело, когда это все, вот, Вы, Эдуард Анатольевич, вспоминаете (смеется) где-то в зале, другое дело – на телевидении. Вся эта история – абсолютная правда, только относится к другому герою нашей программы, которого мы слышали вчера. Это абсолютно точная история про Женю Дятлова».
(Смех в зале, аплодисменты)
Э.ХИЛЬ: «Олег, но ты же тоже русские романсы пел!»
ОЛЕГ: «Вот что я должен сказать – что я обязан Эдуарду Анатольевичу колоссальным романсовым репертуаром, с которым он меня познакомил за годы обучения в Театральном институте, и также обязан ему во многом встречей с Александром Николаевичем Вертинским, и вот это – поразительная вещь, об этом, наверное, в 87 году мне даже пригрезиться не могло. Но сейчас вспоминаю… (режиссёру): У нас свой разговор, это не для записи (смех в зале). Но когда… когда я сейчас вспоминаю… Вот. Когда в 87 году, на ленинградском тогда еще телевидении, студент 2 курса Олег Погудин по настоятельной рекомендации, вот, и просто, фактически таком нажиме со стороны его педагога по вокалу Эдуарда Хиля, пел песни Вертинского, вот… тогда я не мог думать о том, что, спустя много-много-много лет, мы встретимся в программе, на центральном канале, и будем вспоминать человека, любимого нами всеми, и которому нам, действительно… с которым нам всем посчастливилось общаться и быть знакомыми. Кому-то, как мне, очень коротко и чуть-чуть, кому-то очень серьезно и очень надолго.
Я хочу, чтобы об этом человеке не просто вспоминали, не просто помнили, а чтобы музыка этого человека сопровождала всех: тех, кто живут сейчас с нами, тех, кто будут идти после нас, потому что такая музыка нужна для того, чтобы просто продолжался культурный русский род. Спасибо!
(Аплодисменты, крики «Спасибо!» в ответ)
ОЛЕГ: «СПАСИБО!»
Передача закончилась, но у всех осталось такое доброе, светлое чувство и огромная благодарность Олегу за этот замечательный вечер. И публика, и артисты были счастливы этой встречей…А уж как счастлив был Олег…
|
| |
| |
