Минск, газета «Чырвоная змена», 2001, 15 сентября

«С Беларусью я связан кровным родством»

За петербуржцем Олегом Погудиным уже устойчиво закрепился титул «Серебряного голоса России», на удивление точно отражающий саму сущность творчества певца. Погудина ценят и любят за уникальное сочетание чудесного голоса з неподдельной искренностью исполнения и безукоризненным вкусом. Обычно имя Олега Погудина связывают с классическим и городским русским романсом, а также с русской народной песней. Наверное, это справеливо: вряд ли найдется в этом жанре мастер, равный петербуржскому исполнителю. Однако репертуар певца значительно шире, причем любое произведение в его интерпретации будто оживает, становится глубже.

Впервые Олег Погудин побывал в Беларуси не так уже и давно. И его приезд, и несомненный успех были естественны и, если можно так выразиться, неизбежны.

-С Беларусью я связан кровным родством, - говорит Олег Погудин, - половина моих родных – белорусы, отсюда родом обе мои бабушки, однако саму страну до последнего времени я знал очень мало. Так получилось, что гастроли тут начались сравнительно недавно, а сначала были концерты в России, Швеции, Прибалтике. В Беларусь мы впервые приехали в 1999 году.

-Однако это было только начало. На сегодняшний день у вас состоялись, и прошли весьма успешно, уже четыре выступления: два в Минске, одно в Витебске и одно в Полоцке. Можете поделиться своими впечатлениями?

-Если говорить об эмоциях, я очень обрадован ощущением чего-то очень родного. Если же попытаться осмыслить увиденное… Боюсь высказаться штампами, потому что я видел то же, что и многие другие.

-Рискните.

-Мне очень понравились люди: и те, кого мы встречали на улицах, и те, кто приходил нас слушать. Я с огромным удовольствием и радостью говорил с ними. В Беларуси поражает удивительно чистое ощущение чего-то такого, чему очень трудно подобрать название, о чем не будешь рассуждать с точки зрения этнографии или экономики. Пожалуй, самым точным определением, несмотря на некоторую шаблонность, будет всё-таки душа народа. У белорусов очень славянская душа, причем в ее лучших проявлениях – скромности, открытости, искренности… Все рассуждения и пожелания, которые я мог сказать в каждом уголке России, в полной мере могут быть перенесены на Беларусь. Тут, так же, как в России, много сложностей. Люди живут тяжело, однако от этого только более заметными становятся их доброта и ненавязчивая гордость. Хочется им пожелать терпения и внутреннего спокойствия. Что бы ни происходило снаружи, какие бы вихри ни проносились, постараться не потерять себя.
И, безусловно, мне очень радостно думать, что разрыва между Россией и Беларусью не произошло. При сегодняшних обстоятельствах, при всем том, что происходит в мире, - это счастье. Другое дело, что это и очень большая ответственность, ответственность, в том числе, и за поданную надежду.

-Олег, в вашем репертуаре песни на самых разных языках. Вы не собираетесь включить в него и белорусские песни, тем более, вы с Беларусью связаны кровно?

-Что касается белорусской культуры, в том числе и песенной, она очень глубокая, нежная, чарующая. На счастье, у вас есть немало достойных и талантливых людей, которые этой культурой занимаются. Острой необходимости спасать белорусскую песню «снаружи» нет, и я очень этому рад. Существует определенный принцип: нужно соответсвовать тому, что ты делаешь, а я, к сожалению, не знаю белорусскую песню изнутри, как русскую или украинскую, на которых я вырос и которые, если можно так выразиться, есть в моем опыте. Так уж случилось, что мои родственники в эпоху революции, гражданской войны и последующего голода выехали на Украину, и многие из них живут там до сих пор. В те времена были сорваны с мест многие семьи, и наша не стала исключением.
С другой стороны, у меня были мысли серьезно заняться славянской песней вообще, однако для реализации этого замысла пока нет ни дастаточных сил, ни личного опыта. Но во время наших концертов в Беларуси я убедился: то, про что я пою и говорю, тут понятно и желанно. Я могу всё высказать, объяснить своими песнями минчанам также, как моквичам или севастопольцам. Мы понимаем друг друга, не можем не понимать…

-Мы, кажется, снова обратились к теме славянской души. У вас, наверное, есть какое-то собственное определение славянства как такового…

-Насчет таких серьезных вещей лучше все же говорить людям, которые профессионально этим занимаются, потому что артистам, по правде говоря, свойственны высказывания несколько безответственные. Они воспринимают мир не просто эмоционально, - с точки зрения именно своих эмоций. Иногда говоришь глупость потому, что в данный момент так чувствуешь, и, возможно, ошибаешься.

-Бывает, эмоциональная, будто бы дилетантская точка зрения оказывается куда более правильной, чем околонаучная…

-Хорошо, попробую сформулировать. Я много ездил и езжу по России, знаю Украину, был в Беларуси, Польше, Чехии и могу с уверенностью сказать, что от Запада мы отличаемся, и отличаемся очень серьезно, а вот сходство друг с другом бесспорное. Слово «братство» сейчас не в моде, однако же от себя не убежать. Мы даже внешне очень похожи, где бы ни жили – в Москве, в Минске или в Варшаве. Как бы ни перекраивали историю, как бы ни стремились насаждать искусственную ненависть, мы остаемся братьями.
Я уверен, люди скоро загрустят по этому понятию и снова введут его в свой лексикон, хотя в постсоветское время о нашей родственности либо боятся говорить, либо просто стесняются. Мне даже жаль тех правителей, которые стараются держаться на ненависти, раздувая старые обиды, настоящие либо придуманные. Они уйдут, а народы останутся и снова потянутся друг к другу. Собственно, это происходит уже сейчас.
Принято говорить о русской душе, однако, мне кажется, стоит говорить про душу славянскую, потому что широта мыслей, широта чувств, нежность, незлобливость, умение сочувствовать ближнему свойственны и полякам, и русским, и сербам, равно как отсутствие гордыни, заносчивости, настоящая, искренняя радость и от жизни, и от того, что в этой жизни есть чему радоваться.
Есть, конечно, и печальные черты, снова же свойственные не только русским (хотя чаще всего говорят именно об этом), но всему славянскому племени. Это и безалаберность, и легковерность, и привычка постоянно делать «наудалую»; однако лично я, наверное, не хотел бы себе иного родства. Впрочем, про это и говорить не имеет смысла: куда Бог поставил человека, там он и существует. Однако, поскольку я являюсь славянином, думаю, мне есть чем гордиться.

-Ваше имя уже привычно вызывает ассоциацию с русским романсом и народной песней, но в последнее время вы существенно расширили репертуар и исполняете произведения, на первый взгляд, совсем иного плана. Почему?

-Я никогда не называл себя исполнителем романсов. Когда меня так называли в начале моей работы, я очень смущался и настойчиво просил, чтобы меня так не объявляли.

-А как вас объявляют?

-Когда меня просят дать определение себе самому, я говорю «певец». Что-то лучшее, более точное и более разумное вряд ли придумаешь. «Певец» – это форма существования, мировоззрение, которое, кстати, и дает возможность успешно сочетать в своем репертуаре произведения, на первый взгляд, очень отдаленные друг от друга, но на самом деле объединенные судьбой и переживаниями одного и того же лирического героя. А характер русского лирического героя, его сущность не изменились, несмотря на страшные и бурные события минувшего века. Это, между прочим, очень интересно и с точки зрения исследовательской работы: даже самые страшные испытания не могут изменить глубинной сущности человека.
Я не очень люблю концентрировать на этом внимание, однако, какие бы не навешивались ярлыки, как бы не изменяли названия, какой бы ужасающей не была эпоха, такие понятия, как Добро, Зло, Отчизна, Честь, Достоинство, Любовь остаются неизменными. Они оказываются выше моментального, того, что проходит и не оставляет следов. Основные человеческие ценности ни декретами, ни даже пулями не отменить и не уничтожить. Понятно, что многое можно изувечить, исказить и перевернуть, можно физически уничтожить человека, даже тысячи людей, - однако заставить человечество в принципе забыть, что есть Добро и Зло, отказаться от того, что близко каждому, - это все же из разряда антиутопий.

-Олег, а вам не кажется, что за последние десять-пятнадцать лет этого самого «дорогого, близкого и вечного» мы утратили едва ли не больше, чем в эпоху войн и революций?

-В некотором смысле это так. Есть точное определение «Иван, не помнящий родства». Именно в таких «иванов» нас хотели превратить в 90-е. На счастье, даже в период самого дикого разгула самоунижения, отказа от очевидных для каждого нормального человекка, для каждой страны святынь находились люди, которые этому наваждению не поддались. Их было не очень много, однако, тем более, честь им и хвала. Слава Богу, сейчас мы опомнились. Даже те, кто сознательно и целенаправленно занимался разрушением, теперь вынуждены создавать.
Надеюсь, в будущем нам такая беда, как национальная амнезия, утрата самоощущения и самосознания не угрожает. Двадцатый век со всеми своими колизиями, со всеми катастрофами снова и снова показывал, что человеку даже в самых ужасных ситуациях свойственно оставаться человеком, желать Добра более, чем Зла, и жаждать жизни более, чем смерти. Однако мы, кажется, начинали разговор про романс и лирическую песню?..

-У вас, наверное, существует какой-то свой принцип подбора репертуара?

-Я отбираю только те произведения, которые являются даже не рассказом про жизнь, а самой жизнью лирического героя. В этом смысле можно говорить об эстрадной лирической песне, потому что душа этого героя, который существовал и в девятнадцатом веке, и в двадцатом, в эпоху Советского Союза, в его границах и за рубежом, проявлялась именно в лирике. Потому можно с успехом объединить в своем концерте самые разные жанры и произведения. Это, кстати, мы и сделали в программе, которой дали название «Романс ушедшему веку». Единственной (и то, нужно отметить, достаточно условной) границей была принадлежность исполняемых произведений к ХХ веку. В эти рамки умещаются и русский городской романс, и французский шансон, и советская песня, а также произведения Вертинского, Окуджавы, Высоцкого. В них можно услышать одно дыхание, увидеть общую судьбу. Разорвать их связь невозможно, хоть десять лет назад и развилась какая-то отвратительная тенденция, направленная на то, чтобы порвать нечто, что, собственно говоря, и делает всех нас одним целым.

-Расскажите, если можно, как вы начали исполнять произведения духовного содержания?

-Специально не начинал, все пришло само собой. Русский романс, как и в целом вся русская культура, насквозь религиозен; более того, в лучших своих образцах романс православный, даже помимо национальной и церковной принадлежности автора. Потому что романс и лирическая песня всегда рассказывают о любви, а, как известно, Бог есть Любвовь. И когда человек верит в Бога, то его человеческая любовь является отражением любови Божьей. Да и любой талант – дар от Бога (а я стремлюсь исполнять только талантливые музыкальные произведения). И талантливый человек призван слушать Бога и слушаться Его.
Творчество обязано быть нравственным. Это значит пытаться отличать, что хорошо и что плохо, и что «от горнего», а что от нижнего. Потому творец, художник, артист обязан сдерживать свои амбиции и служить вышнему, временами за счет самореализации; не позволять своему таланту обслуживать зло, даже если это обслуживание обещает богатство, славу или, например, даже творческое самовыражение.

-Мне как-то сложно соотнести то, что вы сказали, с тем, к примеру, что мы обычно видим на эстраде.

-Действительно, на нашу беду, сегодняшняя эстрада, за редким исключением, выступает средством пропаганды вседозвола. Мне не хотелось бы много рассуждать на эту тему.

-Тогда ответьте, как вы, работая в жанре, который традиционно считается камерным, собираете многочисленные залы, не используя для этого внешних эффектов, массированной рекламы и иных, обычных для шоу-бизнеса приемов?

-Русский романс и песня могут звучать и в комнатке, где их услышит пять-шесть человек, и на стадионе, где находится десять тысяч. Это тот жанр, который имеет подобное право и возможность. Если точно угадать, точно совпасть с внутренней поэзией жанра в целом и каждого произведения в отдельности, если это ощущение передать тем, кто тебя слушает, в результате несколько тысяч человек вдруг начинают жить одним дыханием, рождается чувство какой-то вселенской радости.

-Возможно, вы скажете несколько слов о том, что для вас значат военные песни, которые также звучат в ваших программах?

-Для меня они очень ценны не только в творческом, но и в личном плане. Оба мои деда воевали, да и родители так или иначе были связаны с армией, с ВПК, потому что принимали непосредственное участие в одном из самых серьезных, святых дел – защите Отечества, защите своего народа.
Советская песенная лирика времен второй мировой войны – это очень чистая, мощная волна в нашей культуре. Можно бесконечно спорить насчет того, что происходило, каким образом происходило, оправданы ли огромные жертвы, где была измена, где необдуманные поступки, где, наконец, просто головотяпство либо халатное отношение власти к своей же стране… Я не хочу об этом говорить. И не потому, что у меня болит за это душа, а потому, что среди мрака, боли, ужаса, даже грязи, среди постоянного подвига жили, трудились, сражались и любили люди, которые оставили после себя в своих мыслях, словах, песнях что-то очень чистое… Жажду чистой настоящей жизни, искренней настоящей любви, которая будет, не может не быть после Победы. Все эти чувства звучат, прорываются в песнях, заставляют лучше понять наших отцов и дедов.
Беларусь так же, как и все западные области, дорого, слишком дорого заплатила за Победу. Это будто бы всегда подразумевается, но дай Бог нам об этом не забыть и попытаться осознать, за что наши предки отдавали свои жизни. Наверное, не для того, чтобы мы их наследие растягивали по кускам, разбазаривали, продавали и забывали.
Хочется, чтобы люди чаще вспоминали, что осталось им в наследство. Мы все же на земле живем не сами по себе. До нас были люди, которые нам эту землю оставили, и после нас будут жить те, кому мы все должны оставить. Время от времени задумываешься и понимаешь, что хочется, чтобы люди вспоминали тебя добрым словом.

-И последний неизбежный вопрос. Когда вы планируете снова приехать в Беларусь?

-Точно не знаю. Приглашения получаю постоянно, но все зависит от согласования гастрольного графика.

Беседу вела Вера Камша,
а перевела с белорусского Вольга Базылёва