"Олег разговаривал тогда несколько иначе – был ещё, наверное, не слишком обременён всякими «интервьюерами», ещё не надо было повторять на разные лады, в общем-то, одно и то же – ведь, постоянно рассказывая о себе и о своих взглядах и оставаясь при этом самим собой, всегда невольно повторяешься, раз вкладываешь в сказанное один и тот же смысл. Так и чувствуется его живость, энергия, кипучее желание много и интересно работать! И твёрдость позиции, и уверенность в правильности своего выбора,и ощущение романса как части себя, и неподдельная, неугасимая любовь к нему.
Как же вырос Олег за это время, как повзрослел и помудрел, сумев не только ни на шаг не отойти от своих ранних целей и установок, не только не усомниться в своей избранности, но и заставив тысячи людей поверить в правильность и единственность своего пути, в него самого, полюбить его и пойти за ним, стать его единомышленниками и поклонниками… "
Е.Федорова

Радио "Россия " 21.10.98 г.

В: Олег, Вы ушли из театра, именно для того, чтобы выйти на сцену петь? Вы могли остаться поющим актером?
Олег: Нет, я был какое-то время актерствующим певцом – этим долго заниматься не надо было. И когда я уходил из театра, я был очень молодым человеком: когда попал в него, мне было 20 лет, и когда я уходил оттуда, мне было 23 года. То есть, я как-то я не очень раздумывал, почему я это делаю, скорее это все было интуитивно, а потом уже я стал понимать, что я не актер, на самом деле, по природе души своей. Потом уже, еще позже, я понял, что я певец по своей природе. Я вынужден был тогда довольно много работать за границей и находится в театре, и постоянно быть в отъезде, невозможно.
В: Вертинский же, когда представлял свои песни публике, он актерствовал, лицедействовал. Вот Вам актерская профессия помогает? Вы пытаетесь создавать спектакли с песней?
Олег: все это происходит автоматически – я конечно образованный актер, т.е. я уже не думаю над этим и всякая песня, и тем более романс, обладает определенной драматургией, а когда это хорошие стихи и хорошая музыка – кстати, я стараюсь отбирать именно такие романсы – это всегда очень серьезная драматургия. Внешне это выражается исключительно певчески: нет никаких дополнительных театральных эффектов, потому что, те песни, которые я пою, они самодостаточны. В них уже все есть: в них есть драматургия, в них есть образ, идеалы. В них есть самое важное – душа. Главное – находится вот в соответствие тем идеалам, которые там заложены.
В: Вам важны глаза зрителя, которые на Вас смотрят, т.е. общение какое – то, не обязательно там словесное.
Олег: Безусловно, только нельзя сказать – глаза – в данном случае, вот Вы правильно абсолютно это дополнили: именно общение. Оно может быть и не глядя в глаза. Когда артист востребован, т.е., когда то, что он делает нравится публике, возникают отношения очень доверительные. Это вовсе не прямые отношения – глаза в глаза там, руки в руки – это выше того, больше того. Если существует рампа, если я просто, элементарно, не вижу зал, то я чувствую его дыхание. Если же я нахожусь в каких- то филармонических залах. где видна вся публика, где очень светло, то конечно, я работаю иногда с совершенно конкретным человеком, который вот сидит прямо, напротив меня. Я обращаюсь к каждому зрителю и в тоже время обращаюсь ко всему залу в целом.
В: Вот Вы очень внимательно относитесь к репертуару, который выбираете для своих программ. Какой главный принцип – ну, кроме того, что Вы уже сказали, что главное – чтобы замечательные стихи, замечательная музыка.
Олег: Замечательные стихи, замечательная музыка – это все-таки редкость, хотя в русской лирике, музыкальной, этого много, но все-таки – это не сплошь и рядом. Для меня важно все-таки, чтобы песня эта соответствовала каким-то моим внутренним идеалам: я пою, то, что мне нравится. Но это не значит, что я отбираю только, вот что упало сразу на слух как-то и хочется исполнять – нет, я стараюсь работать, стараюсь искать какие-то малоизвестные или вообще неизвестные романсы, или камерную вокальную музыку.
В: А серебряный век?...
Олег: Романсы этого периода… У меня с серебряным веком отношения довольно сложные. Когда я был юным человеком, молодым – я был просто опьянен серебряным веком, вот, литературы и считал, что это самые вершины. И сейчас, вся моя настоящая любовь в XIX веке. Я делал программу «Памяти Петра Лещенко» по его песням, но с Петром Лещенко, к сожалению, не дружу из-за его текстов. Он прекрасный мелодист, чудесный певец –тексты запредельные: петь это долго невозможно и с другой стороны их не изменить, потому, что если совершенно поменять тексты, как я иногда, позволяю себе делать в городском романсе. Я изменяю два-три слова и вдруг, какие-то тексты, которые были почти пошлыми, становятся какими-то искренними, живыми, простыми, может быть, но настоящими, человеческими. Но если менять тексты песен Лещенко, то просто пропадет сам Лещенко. Другие имена того периода: это Козин, Морфесси – я думаю, что мы наверное, представим такую программу – по нескольким именам начало века. Что же касается романса серебряного века, то все-таки, он, наверное, будет звучать в ряду других романсов.
В: А как Вы строите свое выступление? Хронологически или как?
Олег: Исключительно эмоционально: это идет все от настроения, причем, за час до концерта, я еще не знаю, что будет звучать на концерте. Т.е. генеральная линия, конечно известна, а какие именно романсы и в какой последовательности главное - это создается буквально вот просто перед выступлением, но это позволяет быть очень естественным, настоящим.


Радио 1 6.12.99 г.

Олег: Заканчивается 1999 год, сейчас уже декабрь месяц. Год пронесся, в моей жизни, во всяком случае, стремительно: я не успел его даже как-то заметить. Но что можно было заметить и что для меня очень важно – то, что именно в 99 году, как-то вот мы с московской публикой всерьез сдружились: это видно не только из-за количество концертов, которых было очень много – за год, по крайней мере, один концерт всегда проходил в Москве, а то, в некоторые месяцы – вот как сейчас, кстати, в декабре, и по два, по три концерта, причем даже подряд. Залы заполнены – это… это, вообще всегда очень радостно для артиста. просто великое счастье, что зал полон людей. Но Москва – город огромный, поэтому. наверное, в общем-то, в Москве не особенно можно удивить полными залами. А чем можно удивить и радостно удивить – это уровнем понимания, уровнем взаимоотношений между артистом и публикой. Для меня это очень ценно еще и потому, что, жанр, в котором я работаю, он, в общем, требует определенного… такого вот качества, очень важного – я бы назвал его интеллигентностью, но может быть даже, не совсем… это не совсем точно – какой-то особой душевной интеллигентностью, вот. А этого здесь я нашел очень много и нахожу вот сейчас на каждом… ну, с каждым новым приездом, с каждым новым выступлением.
Прошел фестиваль в Москве, в июне месяце. Мы, кстати, тогда с Вами сотрудничали, вот и Вы тоже помогали нам осветить программу этого фестиваля. И это был определенный риск, потому что, уже помимо меня, приезжали еще и другие исполнители из Петербурга, и их здесь приняли также радостно и восторженно. В общем-то. знаете, вот у меня такое сложилось удачно, все самое лучшее, что мне говорили о Москве, о московской публике – все оправдалось. Все то, что обычно, вот питерцы не любят в Москве – оно как-то миновало, слава Богу, т.е….
В: (перебивая) Что-нибудь конкретно, если можно. (смеется)
Олег: Что любят? (смеется) Ну, я буду говорить за себя. Конечно, стремительный темп жизни в Москве и жизнь решительно идет вперед и какая-то есть в городе особая очень энергия здоровья. Она может раздражать, кстати, в каком-то смысле, когда становится агрессивной или когда бывает бестактной, но в принципе, вот какой-то мощный очень двигатель нации, конечно, сосредоточен здесь – и никуда от этого не деться, вот. И то, что события последнего времени – ну, не только самого последнего времени, но вообще, несколько десятилетий происходят именно здесь и движутся именно здесь и это очевидно. А это, знаете, как вот какой-то пьянящий напиток: оно захватывает, заставляет сопереживать, заставляет как-то…какие-то свои мечтания более серьезно заявлять для себя, вплоть до попытки что-то сделать, вот. Это в первую очередь. А я не буду говорить о каких-то вещах всем известных и обыденных – правда, для меня очень важных: о каких-то пейзажах, о каких-то древних святынях, националях, которые, как ни крути, все равно, даже, вот когда первый раз приезжаешь в Москву – все равно, все равно, оказывают свое впечатление. Правда вот, опять-таки, горько видеть какое-то несоответствие, может быть, современных каких-то построек или современного способа жизни с тем, может быть, самым главным, что здесь заложено, с какой-то вот, очень становой, духовной позиции… российской, вот. Но, знаете, это я буду я сейчас путано и трудно, потому что, тема – то очень большая, вот. Я благодарен, прежде всего благодарен москвичам за то, что… как они меня приняли, и как принимают до сих пор. За нашу дружбу, за то понимание… всех моих мыслей, всех чаяний, всех желаний, которые здесь происходят. И, знаете, вот, как бы любовь удается сполна и даже сверх меры – это… это очень ценно и спасибо за это.
В: А можно немножечко подробней о программе концерта, в частности вот 10 числа. Почему такая программа? Это, в общем, неожиданная, ну, для меня например – такое сочетание – «Советская песня и романсы»
Олег: Так… ну, не советская песня, конечно. Вот, если говорить о песнях Окуджавы, я не…
В: (перебивая) А 10 будет Окуджава и романс? А… я поняла, что советская песня. Нет?
Олег: (продолжая) Нет. И даже и сегодня не «Советская песня», а « Военная песня». Это тоже особая… вот Вы знаете – советская песня – я как бы не люблю этого определения, потому что, оно очень разное. Есть советская песня именно идеологического, даже пропагандистского характера – это один разговор. Всегда идеологическое искусство существует в любой стране - это понятно. Ну, можно его любить или не любить – оно редко бывает талантливым, потому что, собственно, исполняет социальный заказ. А есть какие-то вот грани, допустим той же советской песни и вот сегодня, 6 декабря, здесь, в Политехническом музее концерт, в котором объедены русский романс и военная песня ( особо подчеркивает это). А объединяются они очень просто: вот военная песня - песня лирическая, песня очень хорошая. Именно вот в такой экстремальной ситуации, в какой оказался тогда народ, оказался герой песни лирической, естественно вместе с народом. Самое лучшее что-то, самое честное выявляется. Вот какие-то частности, какая – то ненужная идеологическая шелуха, в том числе – она опадает – это объективно, это понятно. Но, плюс к тому еще – советская песня, военная именно - она стоит вся целиком на романсе, т.е. она по жанру, просто вышла из романса сохранила и стиль романса и какие-то принципы, какие-то нормы его, она… она сохранила. Если говорить о концерте 10 числа в Центральном Доме архитектора, то там будут соединены русский романс и песни Б.Окуджавы. Я об этом неоднократно уже говорил и как бы вот в средствах массовой информации и на сцене, о том, что для меня песни Б.Окуджавы – это продолжение городского романса. Продолжение именно вот какой-то самой сущностной части этого понятия, потому что романс, строго говоря – это песня, лирическая песня, прежде всего о любви, как правило, вот, которая, причем изложенная языком очень личностным. И достаточно часто авторы… был и один автор музыки и слов, как допустим в прекрасных романсах «Я помню вальса звук прелестный» или «Динь-динь-динь», когда автор слов и музыки один и тот же, т.е. это, в каком-то смысле авторская песня, либо, когда авторы творили совместно, но тоже, как бы, душа в душу – как будто один человек. вот. И плюс к этому, в песнях Окуджавы настоящая, очень большая – сейчас нельзя говорить великая, но, может быть, через некоторое время можно будет сказать и так. Поэзия очень высокого уровня. И для романса - это та же самая ведь важная вещь: там может быть не великая поэзия, но слово – самоценно в романсе. Обязательно необходимо выговориться, рассказать историю человека и историю его переживаний, его чувств – это великолепно в песнях Окуджавы отражено. Ну и плюс стилистика, вот… мелодии…вообще мелодика Окуджавских песен, она впрямую пересекается с русским городским романсом. Так что объединить это очень просто. Ну…как-то трудно… знаете… я программы часто… чаще всего составляю по эмоциональному принципу. В них мало какого такого вот рационально логического построения. Логика вся эмоциональная. И в плане этой логике и военная песня и песни Б.Окуджавы прекрасно сочетаются с романсом.
В: А вот Б.Окуджава с романсом – это Вы впервые или уже опыт был такой?
Олег: Да, конечно, опыт был такой и…(припоминая) был не только в Петербурге и в Москве, был и в провинциальных городах. Я помню в Твери, в Вологде такие программы мы тоже показывали. В Туле.
В: Ну и как они воспринимаются? Как Вы ощущаете?
Олег: А… ну, с разной степенью энтузиазма, может быть, но, всяком случае, везде с пониманием Вот, если…знаете, вот интересная вещь: Окуджава для Москвы - это, конечно, абсолютно свое, это гордость Москвы и совершенно законная гордость. Но, такого горячего приема песен Окуджавы, как это происходит в Петербурге – я нигде не встречал. И не только в моем исполнении, но просто какой-то(смеется) я не знаю…, как будто бы город вот сам бы хотел так выговориться. Не знаю даже вот… трудно что-то еще в этом плане добавить: я вообще… мне… мне тяжело говорить о чем-то, как-то оценочно о творчестве. Потому что, в общем-то, когда я пою, я выговариваюсь – что я и думаю и чувствую. Словами это объяснить сложнее. т.е…
В: Вот еще раз – я Вас перебила – какую-то фразу Вы хотели сказать: «Словами – это объяснить сложнее…» - а дальше, что? (смеется)
Олег: А… во всяком случае это будет как-то блекло и плоско по сравнению с самим предметом искусства – вот, с песней, которая звучит. Песня сама за себя все объяснит.
В: Спасибо большое. Вот хотелось бы знать, Олег… вот впервые, я услышала, что существует фестиваль »Серебряное кольцо», что он, как бы продолжение какого-то, движение такого, которое существует и в Петербурге и, наверное, в Москве. Вот, может быть, Вы скажете еще раз об этом фестивале: как он существует и что вообще предстоит сделать, что может нас порадовать в будущем.
Олег: Вот как раз это, в каком-то смысле, и ответ на многие вопросы, которые возникают в плане того, что… как бы, не сложно ли Вам существовать в настоящее время? Вот… вообще, капля ли Вы в море бездуховности, или какого-то кошмара, то, что Вы делаете сейчас? Уверяю Вас сейчас, что не капля в море. На самом деле, существует много… ну, много не бывает, но, во всяком случае, достаточное количество артистов, певцов, исполнителей, которые работают не только в жанре, допустим, романса и песни, но в которых достаточно богатое внутреннее содержание, чтобы бы через этот жанр выразить какие-то очень важные, очень мощные человеческие чувства переживания, понимания и, собственно говоря, в каком-то смысле, и поставить даже какой-то заслон, действительно обильному (подчеркивает) негативному потоку, который сейчас существует на телевидении, на радио и на сценах.
Я хочу вернуться к фестивалю «Серебряное кольцо» - фестиваль, который проходил в этом году в Москве, в июне. Родился он 4 года назад, родился именно из-за какого-то вот порыва единомышленников. Кстати, сегодня вот, в концерте принимает участие Е.Дятлов, который принимал участие здесь: и в фестивале, и с сольном концертом выступал. Помимо вот Жени… но с Женей мы связаны и общей школой и давней дружбой. Сейчас я пытаюсь потихоньку еще подключить в фестиваль…еще исполнителей, других исполнителей, которых в Петербурге достаточно, но, вот здесь есть очень тонкий момент. Помимо, как бы таланта, помимо умения, хочется, чтобы принимали участие в этом деле единомышленники. Вы сказали, как бы… Вы произнесли слово «движение» - это, конечно, не движение, но, в каком-то смысле – это внутреннее движение и объединение. Что это такое? Вы знаете, вот просто хочется существовать по принципам правды, прежде всего – правды художественной, конечно. Ну, т.е. на сцене - это то… это часть нашей профессии, которую мы необходимо должны представить. И выше этого, в общем-то, какая-то правда, человеческая правда, внутренняя, которая в себя включает, в том числе, и, конечно, гражданскую позицию, включает в себя и творческую позицию, включает в себя и, в общем, наши отношения к тому, что происходит, и в обществе, и в искусстве. Через романс и через песню это не только просто выразить, но это необходимо выражалось на протяжении всей народной истории. Через песню – отношение к действительности, тем более вот романс, собственно, жанр, для которого слово едва ли не важнее музыки – вероятно, даже важнее. А слово, хорошее слово – это всегда необходимость выражения какой-то очень важной, трепетной мысли, вот. Это какой-то… ну такой, может немножко, знаете (смеется) гро… громоздкий идеал фестиваля, его идея, но получается она очень камерно, очень лирично и пока… очень по – петербургски, но это именно, из-за состава участников, т.е., в общем, достаточно (вздыхает) сдержано. Кстати, вот, даже эта сдержанность и в сценических представлений и, в каком-то смысле, даже лаконичность, когда основная… основная мысль самой идеи выражается именно голосом, именно словом и мелодией – вот, как бы, ничем больше. Это тоже, своего рода, заслон тому, что сейчас происходит: вот спрашивали – не страшно ли вам быть каплей в море, в силу того, что вот, как бы, происходит вокруг. А все то, что происходит вокруг – ну, мы понимаем, о чем мы говорим – это, как правило, спецэффекты, какие-то зрительные вокруг. Т.е, если раздеть эту куклу, которая вот пляшет и вертится вокруг тебя – не останется вообще ничего. Не останется даже марионетки, не останется ниточек даже. Вот если снять одну оболочку за другой –почти ничего не будет (вздыхает). А у нас оболочек нет: главное…главное – внутренне содержание. Поверьте, что таких людей очень много. Кстати, слава Богу, мне недавно удалось уже лично познакомиться с Еленой Антоновной Камбуровой, и мы беседовали с ней не так давно – в октябре месяце в Петербурге. Хотя и она уже знает о моем творчестве некоторое, но и естественно (улыбается) и я ее знаю, ее творчество очень хорошо. Это тоже… это тоже того же рода и, кстати, мы вот говорили о том, что… как раз вот об этой теме. И в других городах, где я бываю, есть люди, которые всерьез болеют за настоящий театр, за настоящее слово, за настоящую песню, за настоящую музыку. Они есть и их люди любят – вот что самое поразительное. Поразительное, в каком смысле? В том, что их нет, естественно, на телевидении, их не пропагандируют, плакаты не висят по город, там, пятиметровые в диаметре. А их знают, их любят, на их концертах залы полны, хотя рекламы почти нет. Это… знаете, вообще… на самом деле, правда и нормальность – оно всегда побеждает, на самом деле, все равно. Сколько бы ни было глумлений, сколько бы не было идиотизма, сколько бы не было воровства – все равно, что-то доброе и хорошее в человеке, в любом, кстати, человеке, даже в воре и негодяе, если… если совпадут определенные обстоятельства – все равно, правда и добро возьмут верх, потому что, человек он так устроен – он от неправды, от злобы – он погибает.
От правды и от добра он… воскресает и вырастает. Это все так... этому закону подвластны и никуда не денешься.
В: А все вот таки конкретно, можно сказать, как это будет выражаться вот Ваша деятельность? Какие-то концерты планируются? Не числа назвать, а форму и как Вы себе это представляете? В каких залах, с какой публикой?
Олег: Вы имеете в виду Москву сейчас или… или вообще?
В: Нет, я имею в виду «Серебряное кольцо» - как это будет?
Олег: В начале февраля будет проходить фестиваль в Риге и это будет серия концертов. Серия концертов разных исполнителей и последний вот, завершатся всеобщим представлением, - своего рода гала-концертом. Что касается дальнейшей перспективы фестиваля – вообще я его мыслю, все равно, как серию концертов. И он достаточно филармонический. И, кстати, форма эта, наиболее удобна вот – убедительна в наших условиях сейчас. Если возникнут какие-то возможности на будущее – я как-то вот, все-таки эти надежды лелею, хотя это очень сложно – какого-то более масштабного мероприятия, которое можно было бы назвать театром. Но не театром драматическим, а вот скорее театром песни – это модное сейчас название уже, или музыкальным театром, но опять-таки, не в плане оперного театра или театра мюзикла, а вот, как бы такого коллектива и помещения, которые уже функционировали бы по законам театра. Т.е. представление, перейти к представлению. Я пока… не любил и не хотел этого. Вообще, не люблю называть…потому что, ну, слово «шоу» - оно относится уже к определенному роду деятельности. Я использовал бы, все-таки, слово «представления» - спектакль не могу тоже использовать слово, потому, что спектакль – это все-таки, опять-таки, уже другой немножко жанр. Если получится, то попытаемся как-то, вот какую-то команду, может быть, более обширную сделать, и уже больше внимания уделять какой-то внешне зрелищной части. Опять-таки – это не самоцель, это только желание уже, знаете, больше какого-то творческого роста развития, может быть, в какую-то еще иную сторону. Идею это не обогатит и не обеднит, идея все равно остается все та же самая.
В: Ну вот, вообще-то, у Вас в Петербурге существует театр романса или он существует только как на словах?
Олег: Нет, театра романса в Петербурге не существует вообще, т.е. я имею в виду, как бы такого официального названия не существует и не существует коллектива, как театр романса. Вы знаете, я не очень верю в театр романса, в общем-то. Романс достаточно индивидуален, т.е. жестко индивидуален: всякий романс – он маленький и очень личностный. Театр – это все-таки коллектив, так или иначе. И, вот попытки создать типа «спектакль по романсам» - по-моему, тоже малоубедительный. Если уже говорить о представлении и о театре, то нужно, конечно иметь более в виду… более развернутую форму, вот, т.е., не романс, а уже какой-то более длинное музыкальное полотно – как мне кажется. А если говорить о конкретном театре романса – я как-то вот не знаю, что в Петербурге существовал (смеется) театр романса.
В: Нет, ну я это объясню, я правда забыла ее фамилию – в данный момент не вспомню – одна из солисток. Вот они говорили, что у них есть помещение. У них есть главный режиссер…
Олег: (перебивая) А, простите, да, я знаю: театр «Старый Петербург» Да, да, в курсе. Все понятно.
В: И вот недавно я видела афишку, я правда, почему-то не видела там Вашей фамилии: фестиваль романса в Петербурге проводился при поддержке одного какого одного из ваших каналов радио… Можно вот об этом?
Олег: Да, да, это существует. Вы знаете, вот об этом. наверное, я бы, не хотел сейчас…
В: Не хотите. Да?
Олег: (продолжая) …потому что, ну у меня с ними сложные отношения. Я как раз... очень мне не нравится то, что там происходит, т.е. это как раз больше похоже, знаете, на то, что делается вот в плане шоу бизнеса, т.е. в данном случае, ну допустим, эстрадная песня заменяется словом «романс». Вот хотя…хотя, очень талантливые люди принимают в этом участие и иногда это бывает и неплохо. Я просто думаю… ну, здесь скорее вопросы стиля: не согласен с тем, что это вообще – романс. Тем более современный романс – вот когда говорят о современном романсе – это, как правило, все-таки… это, как правило, все-таки эстрадная песня: иногда очень (подчеркивает) талантливая, иногда прекрасно написанная очень серьезными композиторами… ну и ныне здравствующими. Если можно из питерских назвать – конечно, А.Петрова или И.Шварца. Но, все равно – это не тот жанр, который был в начале века: это не городской романс, это уже песня, вот наша, современная.
В: А вот тогда можно определить, что такое романс в Вашем понимании, потому что я, например, искренни считала, что петровские романсы, например – это романсы. смеется)
Олег: Вы знаете, ну… ну, я же не музыковед, я только чувствую, как-то чисто эстетически, стиливо. Вот просто… знаете, в одном концерте можно спеть романс конца XIX века, начала XX века и романс конца XIX века, и вы тут же… тут же ощутите разницу. Вот там не нужно будет ничего… ничего объяснять – это видно и слышно. Плюс я, в общем, достаточно решительно выступаю против, как бы, знаете, против такого раздутия форм вокруг романса. В романсе главное… главное – личность героя, главное – переживания его. Жизнь лирического героя, а не антураж вокруг этого, не подсвечники, не цветы в бокалах, не шикарные платья и не проходки по сцене туда-сюда. А вот, кстати, опять-таки (с жаром)– артист спасает очень многое. Я очень люблю исполнение романсов В.Пономаревой… очень люблю. И может быть…знаете, вот как-то… (пауза, вздыхает) – ну, конечно, артист может соединить в себе на площадке очень разные стили собой – может. Ну, таких мало, таких единицы, в общем-то. И когда это становится массовым мероприятием… хотя… хотя… опять таки, вот не буду спорить с объективными вещами: я рад тому, что романсу стало уделяться такое большое внимание. И я рад тому, что, как бы очень многие люди сейчас к нему обратились: хотелось бы, чтобы это было все-таки конгениально (смеется) соответственно жанру.
В: А вот еще: знаете, как-то меня немножко насторожило – Вы сказали, что романс – это то, что писалось в прошлом веке. Я правильно поняла?
Олег: Не совсем так….
В: (перебивая) Или в начале этого века?
Олег: (продолжая) даже… даже и до середины 20-х годов.
В: До середины 20… это вот романс. А Вы не боитесь, что могут упрекнуть, что это вот, как бы было, это то, что было и мы ориентируемся на то, что было – что это, в общем. несовременно.
Олег: (вздыхает) Ну разве плохо ориентироваться на то, что было, вот или, простите за высокопарность, - Достоевский, Лермонтов, Пушкин были – что ж, на них не ориентироваться? Или там, не знаю – Рафаэль, Микелоанжело и, вообще – древние греки в искусстве были – что ж, на них не ориентироваться? Ничего лучшего, чем древние греки в плане скульптуры и архитектуры, по- моему, никто до сих пор не создал. Сколько бы не происходило прекрасных стилей и все равно: идеалы какие-то остаются и существуют. Я уже не говорю о том, что две тысячи лет назад прозвучало слово Божие, вот, и ничего лучшего, опять-таки, ни в философии, ни в общественной жизни мы не придумали и не придумаем. Простите, опять-таки за высокопарность, я, когда говорю о романсе, конца прошлого, начале нашего века – я говорю об определенном жанре. Я не говорю о понятии «романс» вообще. Под романс, собственно говоря, можно поместить что угодно. Вот если открыть словари, то там будут достаточно конкретные определения не только, как музыкальной формы, а скорее, как литературной формы в первую очередь - т.е. романсом можно назвать едва ли не любую песню о любви. Но существуют какие-то жанровые и стилистические…главное – стилистические особенности. Но опять таки, не моя… не моя задача, не мое право это обозначать, поскольку я не музыковед, не искусствовед. Я буду говорить эмоционально и, может быть, не очень точно. А это значит, можно кого-то обидеть, это значит, что можно сказать какую-то неточность, наконец, посеять сомнения в чьих-то умах – мы все-таки говорим для достаточно большого количества слушателей. Ориентироваться на то, что было, никогда не грех, когда, то, что было – было великолепно. Почему нет7 А современность - тоже, вот посмотрите, сколько…как современность у нас менялась за последние десять лет и как современность вот менялась на нашей с Вами жизни, там, допустим 15 лет назад или 20 лет назад. Она почти не менялась по сравнению с тем, как меняется сейчас, когда каждые полгода происходит, а то и каждый месяц, какое-то событие, новая мода, новое увлечение. И, кстати, это своего рода угар тоже. Нужно же какие-то ориентиры оставлять, иначе можно слететь с катушек, уже вообще просто разложиться. Вы знаете, не хочется, как бы вот… я перескакиваю но, в силу своего характера, может быть, каких-то конкретных вещей – вот, как романс, на иные вещи какие- то: философские там размышления или… там, не знаю, злободневные какие-то размышления, тем более, сейчас мы все в очень нервном состоянии по поводу 19 декабря. Я бы, как бы, к этому относился, может быть , как бы и несколько, более философски. как в 96 году, но уж больно много неправды, какого-то ужаса и грязи сейчас льется со всех сторон - чтоб быть в этому, как бы, равнодушным совершенно. Поэтому все вот такие публичные выступления – они волей – неволей с эти связываются, вот и какое-то внутреннее состояние нервное. А романс – он конечно… у него иной нервный градус. У него личные как раз переживания, у него переживания душевные, очень тонкие и вовсе не общественные. Но раз уж Вы спросили, как бы, в таком глобальном плане – не боитесь ли ориентироваться на прошлое? – в данном случае нисколько не боюсь: там слишком много хорошего.
В: Ну, Вы понимаете – я не случайно это у Вас спросила, потому что, я сама себе не могу ответить на этот вопрос – я часто себе его задаю: вообще, не тлен ли то, чем я занимаюсь, допустим. Понимаете?
Мне хотелось бы… Вы меня простите (смеется), мне хотелось бы очень услышать Ваше мнение, но я поняла, что у Вас идет тоже какой-то процесс: вообщем, наверное, так и должно было быть, что у Вас на это нет определенного ответа, да?
Олег: (несколько удивленно) Вы знаете, но я уверен, что - то, чем я занимаюсь – это не тлен – это точно. Хотя, всякий раз… вернее, всякий творец, всякий человек, он к этому обращается вопросу и это может быть, вообще, каким-то страшным кризисом творческим, т.е.. но все это, на самом деле, описано в любой вообще литературе, в любом жизнеописании любого художника – это понятно. А самое главное… ведь, вот знаете, как написано, что в начале было слово. То, чем я занимаюсь – это слово, так или иначе. Я стараюсь к нему относится именно так, как вот Там сказано. И слово было у Бога.., т.е. – это что-то… очень самое важное, очень самое серьезное, потому… знаете, вот как-то у меня был концерт в Русском музее в Петербурге и перед выступлением меня представляла одна из научных сотрудников музея, и она сказала такую вещь… Она сказала: «Вот мы с вами уйдем отсюда, уйдут артисты, мы с вами уйдем, и вот закроют музей, а все равно голос и слова, которые были этим голосом сказаны – останется здесь. Он будет жить здесь, и жить еще будет через год, два, двести и так далее» - это абсолютно точно. Каждый… каждый, тем более из людей, который услышал это слово – если оно упало ему на душу – он тоже, что-то из этого… из этого вынес - очень важное и серьезное и, поверьте, это будет очень сильным противостоянием тому, что он слышит из телевизора, допустим, в это же вечер. Так что мы… на самом деле, если мы, ну, хотя бы, в какой-то минимальной нашей возможности занимаемся своим делом трепетно и честно, то, это ведь – великая вешь. Вот это оправдывает, в общем, нашу жизнь в каком-то смысле.
В: Ну и вот последний вопрос: я уже чувствую, все - мне пора уходить (смеется) Ну невозможно, понимаете! С Вами так интересно говорить, а тем более, когда не ограничиваются рамки передач, а то все - поскорей, поскорей… Я все-таки хотела, чтобы, Вы что-то сказали… ну, все-таки мы, как бы на рубеже, да? И будет XXI век – вот как Вы себе представляете романс вот дальше? Что с ним будет? Как он будет?
Олег: (улыбается) Надо вот.. в этом смысле легче относиться к XXI веку, ведь XXI век, он наступит, на самом деле, еще через год. Это у всех в очередной раз, по моему, второй, вообще раз за историю человечества, безумие общее. Как 1900 год праздновали, как начало XX века, так и 2000, как начало XXI, хотя, на самом деле, все еще через год только начинается, т.е - это знаки какие-то, которые расставлены нами, но хорошо, когда эти знаки в добро служат, т.е. можно назвать было бы следующий год, хоть 3000 –ный – не все ли равно? Или там… ну, не суть важно. Кстати, едва ли не… не знаю там – половина земного шара живет вообще по другим календарям и летоисчислениям. Это тоже общеизвестно. Поэтому, романс, в общем-то – это явление культуры. Культуры великого народа великой культуры… российской и, именно в этой великой культуре он занял свое уникальное (подчеркивает) место. Сколько будет существовать российская культура и мнения о ней.. там, понимание ее, осмысление ее - в среде ли нашего народа или, вообще, вне этой среды – столько будет существовать романс, память о нем и его правда. Уверен. А если русский народ будет жить до конца времен, то значит и романс, вместе с ним будет жить до конца времен.
В: Ну вот Вы не хотите говорить о том, как по Вашему, что с ним может быть, как он изменится?
Олег: (горячо) А не… не мое право, потому что, я … я ведь, все-таки, я ведь исполнитель. Опять-таки – не мое право и вне моих умений оценивать вот как-то, критически, с точки зрения искусствоведения, там… вот литературоведения, слововедения – это не моя профессия и вне моей компетенции. Точно так же об истории и о перспективах развития романса. Не знаю – знаю только одно, вот опять-таки – это эмоционально, какое-то чутье художественное – что, то, что сейчас пишется и называется романсом – это не…это не, по крайней мере, не тот романс, который был во времена расцвета жанра. Это не то… это другая… другая природа. Поверьте мне: мне сложнее это объяснить – мне легче спеть. (улыбается) Вот там это будет очевидно и понятно.
В: Т.е.Вы считаете, что романс – это тот универсальный язык, который, в принципе, будет существовать и будет понятен?
Олег: Универсальный – да. Для какого-то… для каких-то определенных необходимостей, т.е. выражение необходимых каких-то эмоций или мыслей. Вот, знаете – то, как сейчас пишут песни про любовь – так не любят. (ведущая смеется) Но это… это элементарно. Вот посмотреть на то, что происходит там на экранах или послушать то, что можно услышать по радио – так не любят (подчеркивает) люди. А если бы им предложили так любить друг друга – они, наверное бы, в ужасе от этого бы убежали, от всего. А вот то, как романс говорится, поется – так люди любят друг друга. Это правда, это факт. (эти слова Олег произнес как-то по особенному…) Поэтому, вот в этом плане - это язык универсальный и лучше этого, мало, что выработано. Лучше, в каком плане? В плане, кстати, доступности: ведь не все будут объясняться друг с другом языком Шекспира или Лермонтова. Это сложно. Языком романса могут объясниться между собой люди и академического образования, и живущие на земле всю жизнь и, едва ли там, допустим, умеющие читать, но лишь бы они умели чувствовать нормально. Вот в этом плане - романс уникален и необходим. Ничего другого вот такого уровня нет.
В: Т.е., Вам повезло, что вы его нашли и, он (смеется) нашел Вас.
Олег: Ну, я не жалуюсь (смеется)
В: Спасибо большое.