Мартовское мироощущение Олега Погудина

Серебряный голос России, признанный мастер исполнения романсов, лирических и народных песен, дал в Ижевске сольный концерт

Погудин удивительно несовременен и на сцене, и в жизни – сдержан, интеллигентен, щепетилен в вопросах вкуса, артистократически изящен и будто приподнят над суетой повседневности. О нём безо всякой иронии можно сказать – нравственный артист. И именно в этом, а не в дивного тембра теноре, его настоящая сила и притягательность. Второго такого посланца Серебряного века на нашей сцене нет, и неизвестно, будет ли когда-нибудь ещё.

Гастрольный марафон

Ещё не начав интервью, Погудин переставляет стул подальше от окна: ему кажется, что в раму немного поддувает. Разговор начинается сам собой.

- Поездки по России с её плохими дорогами и транспортом, со сквозняками в концертных залах и гостиницах для Вас, обладателя серебряных связок, наверное, постоянный экстрим?

- Рискую, действительно, каждый раз. Навредить могут пыль в поезде, которая раздражает лёгкие и связки, сквозняки в гостинице. Кондиционеры – это совсем беда. И, кажется, так в России было всегда. Ещё Александр Вертинский очень жёстко описывал гастрольную жизнь российского музыканта, когда с губ на концерте срываются клубы морозного пара.
У меня в райдере нет требования ни люксовых автомобилей, ни эксклюзивной еды, но есть условие, что если в концертном зале температура меньше 20 градусов, то я не пою. Ещё обязательные требования – чистота и тишина в гостинице. Иногда даже приходится просить, чтобы переселили в другой отель. И это не капризы и не причуды, а основы профессии. Это – как каска для строителя. Жаль, что сегодня это нужно объяснять. Исполнительская культура за последнее время серьёзно деградировала, а в эстраде она просто рухнула. Культура приёма артистов тоже снизилась – в значительной мере по вине попсовых артистов, которым всё равно, что происходит с их голосом. Они под фонограмму могут отработать и два, и три выступления в день…

- У Вас на случай жестокой простуды фонограмма не припасена?

- Ни в коем случае. Однажды я заболел в Благовещенске и перед следующим концертом в Иркутске не мог издать ни звука – связки не смыкались. Нужно было возвращаться домой. Но я подумал: когда ещё доведётся в Иркутске петь? Доктора обкололи меня капельницами, я проглотил ударную дозу антибиотиков – и этого хватило, чтобы два часа продержаться на сцене. Самое сложное в такой ситуации – не дать зрителю догадаться, что ты нездоров.
Знаете, чтобы справляться со всеми сложностями гастролей, певец или танцовщик должен быть таким же здоровым, как спортсмен, или даже, как космонавт.

Солнце над грязью

- Вы поёте русские песни, итальянские, немецкие, французские. А есть ли у Вас интерес к традиционной песне народов России?

- Я вижу, как в регионах поддерживают национальную культуру, и у меня это даже вызывает зависть, потому что русская культура такой поддержки не имеет. На главных телеканалах национальных республик без проблем можно услышать народную песню на национальном языке (я убедился в этом и в Удмуртии, и в Татарстане, и в других регионах), а на Первом канале русскую народную песню в серьёзном исполнении услышать невозможно. Вместо неё там – непрекращающийся кошмар, почти беспросветный.

Сложилась дикая ситуация, что в России необходимо отстаивать русскую песню. Ведь в Удмуртии наверняка поддерживают на государственном уровне коллективы, которые исполняют и сохраняют удмуртскую песню. А от российского государства нет никакой поддержки русской песне. За всю мою творческую жизнь мне ни единого раза не помогал никто из официальных лиц. Поддерживает только публика.

Для меня это – боль, потому что я русский артист по рождению, по восприятию жизни, по своей культуре. Когда я обращаюсь к французской или итальянской песне, я это делаю только для того, чтобы внести новую краску в концерт. Я много путешествую, хорошо знаю Италию, Францию, Германию. Знаю те места, которые упоминаются в песнях. Я специально ходил по ним, смотрел, впитывал их энергию, атмосферу, чтобы присвоить себе право петь о них…

- То есть, чтобы позволить себе исполнять песенку про «Два сольди», Вы изучали жизнь небогатых итальянских кварталов?

- Да, я исходил много мест в Риме и Неаполе, в том числе таких, где после заката лучше в одиночку не появляться. Нужно быть знакомым с тем, о чём ты поешь.

- В таком случае, есть ли для Вас какое-то место или какое-то явление, которое стало для Вас внутренним доказательством того, что Вы понимаете русскую душу и имеете право петь главные русские песни?

- Спасибо за этот вопрос. Наверное, острое ощущение России появлялось у меня не единожды и в разных местах. Но есть одна вещь… Я очень люблю месяц март, когда солнце начинает переламывать сопротивление зимы. И хотя на улицах может быть грязно, в воздухе появляется поразительное ощущение свежести. Это состояние, когда снег раскисает, а в просвете между тучами – солнце, юное и чистое! Мне кажется, для русского человека переживание прихода весны – это что-то особенное. Преодоление слякоти и восторг от нового солнца – как метафора мироощущения. В этой атмосфере постигается что-то самое главное в русской культуре – в литературе, в музыке. И за те два дня, что провёл в Ижевске, я это очень точно чувствовал. Я думал: да, вокруг чёрный снег нашей бытовой неустроенности, бедности, но если его соскрести, то под этим засияет что-то невообразимо прекрасное, томительное и притягательное.
И очень важна для меня Православная церковь. В любых своих путешествиях я первым делом ищу глазами храм.

Человек в чёрном

- Ну, ижевские храмы Вы наверняка видели.

- Да! Они прекрасны. Здесь я вообще как дома. Корни моей семьи – в Вятке. И в Поволжье, в том числе, и в Удмуртии, много Погудиных (наверняка и на этом концерте они были). Из этих же мест (из Вятской губернии) родом семья Шаляпина, а также замечательный бас Большого театра Ведерников, и ещё немало поющих людей, заряжённых мощнейшей русской песенной традицией. Я сам родился в Ленинграде, но когда впервые приехал в Поволжье с гастролями, то поразился тому, насколько мы с людьми этого края похожи – и на уровне менталитета, и даже внешне.

- Вот как раз о внешнем облике… На сцене Вы всегда одеты подчёркнуто элегантно: фрак, смокинг. Почему Вам, молодому мужчине, важно выглядеть так серьёзно? Неужели романс будет звучать хуже, если Вы выйдете на сцену в хороших джинсах и белой рубашке?

- Когда мне было 18-20 лет и я учился в США и был зачарован какими-то вещами, связанными с западной материальной культурой, я ходил в джинсах. И это было нормально. От юности ведь не требуется соблюдения каких-то правил, там важны только талант и искренность.
Сейчас я джинсы уже не надену. Но и фрак перестал быть свидетельством элитарности, принадлежности к высокой культуре. Во фраках на сцену сегодня выходит кто ни попадя. Даже в баре сомнительного содержания вы можете увидеть исполнителя во фраке.

Но для меня фрак – связь с культурной традицией Серебряного века, которую я поддерживаю (лирическая песня и все высокие романсы родом именно из той эпохи). И ещё одна важная вещь: костюм не должен мешать тому, что происходит с душою поющего. Мой репертуар – это песни, которые, в первую очередь, требуют правды и искренности, определённой душевной работы. Романс и лирическая песня – это, прежде всего, искусство атмосферы. И здесь после голоса, музыкальности и интонации самым важным оказываются глаза и руки артиста. А глаза и руки выразительнее всего говорят на фоне чёрного костюма. Эта формула гениальнее всего воплотилась у Эдит Пиаф, которая на сцену выходила в простом чёрном платье. От её лица и рук глаз не оторвать! С тех пор это уже своего рода униформа. И я продолжаю эту традицию, потому что ищу совершенства.

Алиса Чудова

http://www.izvestiaur.ru/culture/354791.html

(Перенесено с форума Официального сайта актёра Юрия Решетникова
http://yury-reshetnikov.elegos.ru/forum/8-161-1176-9-5 )