I акт изумителен. Огромная гостиная с роялем и сервированным столом. Много цветов, все очень живописно и поражает роскошью и светом. Костюмы почти те же, только у барона новый: голубой мундир с крестами и эполетами. А чтобы ему не скучно было, еще такой же на хориста надели. Ларису встретили хорошо. Его – очень шумно. Пасечник без парика и страшно толстый. Л. вошел и сразу стал дуться, как ребенок, которого обидели. Пел хорошо, играл очень вяло, только очень хорошо улыбался ей. В сцене с цветком у него был чудесный жест. Он посмотрел на нее, улыбнулся как-то по-детски и поцеловал цветок. За сценой пел гадко. Очень хорошо сделали финал I акта. Он выбегает навстречу ей из задней двери. Лариса играла вдумчиво и сосредоточенно, только очень дико смеялась. Пела хорошо. После I акта много вызывали. Лемешев куксился и чуть ли не плакал. Алексеева сияла. Публика орала «Браво!» и «Лемешев!»

II акт поставили в зелено-синих тонах. Весь акт на фоне вечера. Обстановка очень давит. Ковры, кресла, медвежьи шкуры. Раньше хотя было бедно, но светло, а теперь глаза болят от всех тонов.

Первую арию он пел хорошо, причем найдена одна очень удачная мизансцена: когда он пел: «Ты мне сказала, для тебя…», он смотрел на фотографию и пел, как бы разговаривал с ней. Решил выдержать тон светского человека и употреблял в сцене с Анниной местоимения во 2 лице единственного числа, а глаголы во множественном числе. Может быть, это мне показалось. Совершенно не бегал. Алексеева очень эффектно ревела, на весь зал. По-детски терлась головой о руки. Вообще это грубовато выглядит. Бурлак так захрипел в сцене с Виолеттой, что-то ужасное. Л. в сцене с Ларисой был очень вял и совершенно не то, что с М. Когда он играл с Масленниковой, у них всегда была одна чудесная мизансцена: когда он сообщал ей о приезде отца, то он садился в кресле лицом к публике, а она вставала сзади и держала его за плечи. При словах: «Альфред мой, ты любишь?» он вставал. Да, вообще эта сцена была у них самая чудесная. А теперь Алексеева кинулась к нему, как кошка, и стала теребить его за лицо. Было очень истерично, я думала, она ему все лицо расцарапает.

Когда вошел Бурлак, Л. его обнял, а Бурлак раза четыре принимался гладить Л. по голове, да так усердно и подолгу, что я думала, он ему весь парик сдвинет на лоб. У Бурлака новый костюм (черный) и грим из «Неравного брака». Еще новое: письмо Флоры он находит на ковре, а письмо Виолетты ему приносит не Аннина, а посыльный, который имеет партию и поет его баритон Константинов.

После II акта Л. еще больше скис; наверное, вспомнил, что у него в гостинице сидит его Виолетта с ребенком и с другим в проекте.

III акт блестящий, поражает своим блеском и великолепием. Очень хороши танцы. Цыганский почти такой же, а испанский танцуют двое мужчин и одна женщина, все трое в белом. Л. появился в плаще, был очень дутый, играл хорошо, но опять с холодком и чувствовалось, что настроение у него ужасное. А в сцене «Что сказать вы мне желали?» у него был хороший новый жест и новая интонация во фразе «ты не смеешь?» Он сказал это с легким презрением и оттолкнул ее легко рукой.

После III акта было чудесно. Открыли занавес, начали хлопать на сцене. Л. поднял палец, подмигнул в зал и ушел. Вывел Соковнина, Сахарова и т.д. Все пожимали руку Лемешева, а у Алексеевой ручку целовали. Потом Сахаров с Лемешевым встали друг против друга, взявшись за руки, и поцеловались. В зале страшно захлопали и закричали бис. А про Бурлака забыли; в конце концов Соковнин догадался пожать ему руку. Занавес закрыли, и они стали все выходить к рампе.

IV акт поставили классически. В центре сцены в кресле лежит Виолетта, занимает очень много места, т.к. к креслу приставлена кушетка. Она покрыта белым с золотым отливом бархатным одеялом. Около нее столик с лекарствами. У камина сидит Аннина. Сзади Виолетты окно, из которого падает свет на нее. «Простите навеки» она поет полулежа.

Опять Лариса была истерична до крайности. Л. – вял. Пели они хорошо. Она была очаровательна. У бурлака черный костюм. Об игре Л. я ничего не могу сказать, т.к. обстановка давит сильно и рассеивает внимание. Но играл он по-моему средне и только для премьеры. В конце много было шуму. Бросили четыре букета, один разлетелся в воздухе и попал в оркестр. Все букеты Алексеевой. Лемешев кис и дулся, смотрел как-то жалобно по верхам.