Заранее поясню, что «Почтовка» – это Большая Почтовая улица. Находится она в Москве, районе метро Бауманская.

Дневник школьницы военных лет

18/IX-41 г.

Давно не писала дневника. Да и к чему писать: такой ужас, какой сейчас происходит, никогда не забывается. Много времени утекло с тех пор. Ну, вот сейчас начались занятия в школе у 8-х, 9-х и 10-х классов.
Как тяжело на душе. В нашей школе пять школ. Девчонки такие противные. Учителя новые, директор новый. Нет Клавдюши, Ревеки, Таечки. А от класса что осталось? Ничего, кроме 7 человек. Мы чувствовали себя одинокими. Класс кажется не своим, где мы учились 2 года, где мы грустили, веселились, влюблялись, отвечали уроки, засыпались.

Нет Дорки, Бобика, Ленечки, Вальки Ф., Ирки, Шурок, Елки! Нет их, а когда приедут, не знаю. Да и вряд ли приедут. Дорка в Уфе, Бобка в Омске (брат у него герой), Ленечка в техникум пошел, Валька Ф. В Куйбышеве, Ирка с Шуркой ушли из школы на курсы копировщиц, Елка за Уралом. Распался класс! А мы-то мечтали о том, что в 8-м классе у нас будет все ол-райт!

А может быть мы, те, кто в Москве, не доживем до того времени, когда они все приедут. Нет-нет, этого не может быть, мы должны видеть жизнь! Ведь мы на свете существуем всего 15 лет! Как хочется увидеть всех своих ребят, пожать руку, заглянуть в глаза, сесть всем вместе и рассказать друг другу о пережитом!

Особенно мне хочется видеть Женю. Она, слава Богу, скоро приедет, наверное, на днях. Я уже заняла для нее парту. И еще я хочу видеть Борьку. Всегда он что-нибудь скажет, сострит – и весело, и смешно, и в классе оживление.

Первый и второй день в школе я ревела. Когда глядела на глупые, тупые лица наших новых девчонок, на этих новых учителей, которые жуют мочалу, слезы текли по щекам. Да, жалко, что нет Борьки; он всегда заражал меня своей любовью к жизни, своей энергией. И школа не та.

Не видно вечно бегущего Гаврилова, он как-то съежился и его не слышно. Наши ребята, которые смотрели свысока на всех, утратили свое значение. На лестницах не дежурят, а наш дир, наш милый, хороший, всеми обожаемый дир в нашем клубе командует ополченцами. Встретишь его - и грустно станет.

Правильно писала Женя, что все плохое в прошедшем кажется теперь прекрасным. Да, правильны слова Горького: «Память - это бич несчастных, он даже в яд, выпитый некогда, вливает каплю меда». Да, надо мириться со всем, а так не хочется мириться. Но перемелется – мука будет, говорит пословица. Что-то будет, что-то будет?!

22/IX-41 г.

Сегодня 3 месяца войны. Немцы взяли Киев. Настроение ужасное. Сейчас не учимся, а работаем на овощном складе уже второй день. 9-е и 10-е классы уехали в колхоз. Нам будут платить деньги. Неужели мы когда-нибудь думали, что в 8-м классе вместо учебы будем заниматься погрузкой и разгрузкой овощей? На этом складе все наелись вдоволь и набрали с собой.

Девчонок наших новых ненавижу, такие противные и пустые. В Москву запрещен въезд эвакуированных. Правда, временно. Значит, на скорую встречу в ближайшие месяцы надеться нечего. Господи, когда же? Так уныло на душе. Женя скорей бы приезжала, и то веселей и отрадней было бы.

Сегодня все было глупо. Завтра то же, и так длинный ряд дней. Когда же кончится этот ужас. Мне хочется сказать словами матери: «Иисусе Христе, помилуй нас!»

8/X-41 г.

Приехала Женя. Настроения ее еще не знаю. Говорили о прошлом, о Дивке, Иудичке. Она очень жалеет о прошедшем. Ей очень жалко ребят, которые уехали, особенно Борьку. Потом все узнаю.

12/X-41 г.

Дожили до такого времени! Немцы наступают на Москву! Сдан Орел. Бои идут на Рязанском и Брянском направлениях. Все эвакуируются. Куда – сами не знают. Отца командируют в Ташкент на 2 месяца. Ехать или не ехать – вопрос довольно острый, а вдруг займут Москву? Дико об этом и думать. Завтра опять идем в школу. Надолго ли, не знаем. Мне так не хочется ехать из Москвы. Везде холод, голод. В Омске люди за водой в очереди стоят. Что будет – неизвестно. Настроение ужасное у всех.

16/Х-41 г.

Что делать? Немцы не сегодня-завтра должны взять Москву. Ужасное настроение. Все едут, едут. Боже мой! Все плачут. Наш класс слили с 8 «Б». Противны все эти блиновские, ларионовы, розовы. Школы скоро распустят. Ужас. Слез нет, все вышли.
Дир ушел сегодня на фронт. Ушел в своем черном пальто, с винтовкой за плечами. Аидка ревет. Эх, пропадай, моя телега, все четыре колеса!

22/Х-41 г.

Риммка 20-го уехала в Куйбышев из-за сумасшествия своей мамаши. Мы никуда не поедем. Москва на осадном положении. Я и Аичка стоим каждый день в очередях, вчера ездили в центр. Скоро ли кончится этот ужас? Сейчас не учимся, слоняемся из угла в угол. Я читаю и хозяйством занимаюсь, и все.

6/XI-41г.

Завтра праздник. Если бы было мирное время, то пошли бы завтра на демонстрацию с классом, со школой. Было бы весело, шумно, празднично и оживленно. Но если бы да кабы... А сейчас не следует особо предаваться мечтаниям. Никуда завтра не пойдем, не будет весело и шумно, а, наоборот, грустно от сознания того, что могло бы быть лучше.

Сегодня очень хороший день. Морозно, солнечно, голубое небо, и вообще погода праздничная. Сегодня вечером, вот только что, говорил речь Сталин. Говорил он очень хорошо. И стало на душе лучше, бодрее, чувствуешь, что все может измениться к лучшему, появляется надежда на то, что возвратиться старое. Сейчас, когда говорил Сталин, шла пальба, тревоги не объявляли, и было торжественно, пели Интернационал. Будут решающие бои за Москву, но я думаю, что Москву не сдадут. Жутко подумать о том, что по Москве будут ходить, будут топтать наши прекрасные улицы немецкие сапоги. Нет, не бывать этому!

Кто больше меня любит Москву, Родину? С Москвой связаны все воспоминания о хорошем, о лучшем, что было в моей жизни. Здесь я родилась, здесь пошла в школу, училась, радовалась, хандрила, волновалась и плакала. В Москве прошла вся жизнь. И что может быть для меня дороже Москвы? В Москве моя школа. Милое, дорогое сердцу здание. Мне кажется, лучше этого большого, светлого, серого здания на свете быть не может. В Москве Почтовка, на которой прошло детство. Эти липы. Они весной с зелеными почками. Летом кудрявые, зеленые. Зимой – запорошенные снегом, покрытые инеем, а осенью – с желтыми листьями, а потом голые.

Здесь прошла вся жизнь. Мы радовались набухавшим почкам, распускавшейся листве и ликовали, когда видели липы зелеными и свежими. Наша Почтовка! По ней ходила вся школа. Вот наш класс, мы все почти провели свою жизнь на этой улице. Здесь мы ходили все вместе, играли в снежки после сборов, гуляли всем классом, страдали, влюблялись, ходили под окнами своих предметов. Наконец – на Почтовке школа! Что дороже ее – не знаю! Для меня ничего. И сами стены дороги, потому что здесь прошло детство, началась юность, здесь все знакомо, каждый угол, при виде школы поднимается в душе отрадное чувство и грустно становится сейчас, когда вспомнишь, что того, что было раньше, нет. Ну, не дорога ли теперь Москва?!

И всем она дорога нашим ребятам. Дорке, например. О Борьке и говорить нечего. Он любит Москву, школу, Почтовку, Родину свою не меньше, чем я, хотя он и эгоист, и себялюбец и т.д. А все-таки Москву он любит больше, чем Женьку. Хотя и Москву он сейчас, наверное, любит еще за то, что с нею связаны воспоминания о Женьке. Между прочим, у него много общих черт со мной. Наши мнения во многом сходятся, хотя мы все-таки различны по характерам.

Ну, что будет со мной, да и со многими, если возьмут Москву? Не знаю, наверное, сойду с ума. Ехать никуда не думаю. С праздником вас, милые мои одноклассники, желаю вам поскорей вернуться в Москву. Я люблю Родину, люблю лес, поле, деревни. Особенно утро в лесу. Раннее утро. Небо голубое-голубое. Солнце золотит вершины деревьев, и все зелено и красиво, и хочется улыбаться всему этому прекрасному, молодому и старому. А поле, как оно хорошо, когда начинает колоситься рожь или пшеница. Золото, золото и все золото, и хорошо глядеть на эту даль, на это море пшеницы, ржи, овса. Оно колышется, и волны перебегают и перемешивают эту золотую гладь. И вот это все хочет затоптать враг, хочет уничтожить свободу. Ну, как же после этого не ненавидеть врагов, и не любить Родину?! Любимую Родину, дороже ее ничего быть не может! Как этого не понимают некоторые люди?

17/ХI-41 г.

Господи, какая тоска! Сидишь целый день одна. Читаешь, пишешь всякую всячину и не с кем, абсолютно не с кем слова вымолвить! Аидка где-то пропадает, Женя сидит дома и страдает. Сиди, смотри на 13-й корпус и думай о том, что, может быть, сегодня разбомбят. Сегодня сидела таким образом, как вдруг три удара, и дом весь ходуном заходил. Оказывается, три фугаски сбросили возле Яузского моста. Хотела к Аидке пойти – тревогу дали. Прямо надоело все. Когда же война кончится? Дивка не пишет ничего, Риммочка тоже. Купила Тургенева. Господи, Боже мой, скоро ли можно будет вздохнуть свободно? Аидке 11/XI 16 лет исполнилось, скоро Дорке будет 16, Жене. А нашему совершенству в кубе еще только 14.

21/XI-41 г.

Опять напряженное положение на Западном фронте. Гитлер отдал приказ любой ценой взять Москву. Вот опять начинаются горячие деньки. От папаши письмо получили.
Сегодня с Люсей и Галей ходили смотреть «Свинарка и пастух». Ничего, вроде оперетки.
Скучно. Женя все говорит о голоде. Глупо все, что мы делаем и ненужно. Так хочется прежнее вернуть. Видела во сне Вальку и Бобика.

29/ XI-41г.

Уже больше пяти месяцев длится война. Этот ужас, который никогда не забудется. Началась война – было тепло, солнце, зелень, пели соловьи, пели сердца. С началом ее все это оборвалось, никакая красота не действовала на душу.
А теперь всюду снег, а война все длится, длится, и Бог ее знает, когда она кончится. В прошлом году влюблялись все и с ума сходили. А сейчас сиди и живи прошедшим, надеждами, мечтами, воспоминаниями. Ну, что мы все из себя представляем! Люди за Родину кровь, жизнь отдают, а мы сидим и охаем. Обыватели! Иной раз так стыдно становится! Эх, какое все глупое и пустое в нашей жизни было и, наверное, будет, потому что мы не смотрели жизни в глаза. Боимся чего-то, боимся самих себя и покрываем нашу душу паутиной, плесенью, надеваем маску, маленькую или большую, которая, по нашим расчетам и соображениям, нам идет.

Надо, прежде всего, быть самим собой и смотреть жизни в глаза. Надо много внутренней работы, чтобы говорить правду.

Все хочется чего-то нового. Хочется обновить жизнь. Кончится война; жива останусь – не буду ни за что так жить, как жила. Надо жить, а не существовать.

4/XII-41 г.

Сегодня ездила с Людмилой в центр, достали билеты на «Периколу». Все идет по-старому.

11/XII-41 г.

Сегодня мы с Люсей ездили в центр, достали билеты на «Сильву». 14-го поедем смотреть «Корневильские колокола».

У нас успехи на фронте. Наши наступают на Южном фронте. Взяли Ростов, уже подошли к Таганрогу. Взяли Тихвин, Елец, на отдельных участках Западного фронта наши продвигаются вперед, теснят немцев. В общем, дела ничего. Япония объявила войну США. Англия тоже влезла, наверное, и нам придется.

16/XII-41 г.

У нас победа под Москвой! Разгромили и отогнали немцев! Немцы отступают и несут огромные потери. Наши берут каждый день по два-три города. Вот какие дела! Теперь уже никто не смеет заикнуться, что немцы победят! Дождались мы светлых денечков!

Сегодня с Аидкой ходили в оперу. Слушали «Прекрасную Елену». Прелесть! Как поставлено! Сыграно! Прейс и Тимченко вызывали раз 12. Пойду с Люсей, Галей и родителями на «Севильского цирюльника».

31/XII-41г.

Канун 1942 года. Кончен год! Прошел быстро и незаметно. А сколько в этом году пришлось пережить! Этот год был годом великих испытаний. Вряд ли когда-нибудь будет такой год, как этот. Шесть месяцев мы жили мирной, хорошей, веселой жизнью. Ходили в кино, в театры, танцевали, пели, гуляли и занимались массой ненужных вещей. И вот эта жизнь была нарушена в одно мгновенье. 22 июня грянула война.

Помню этот ужасный день. Я ревела у Риммки, сходила с ума, а потом вдруг оцепенела и ничего не понимала, ходила, ходила и думала, почему же никто не плачет. На нашу Почтовку высыпал весь городок. Все находились в таком возбуждении, обсуждали и ходили, ходили… На следующий день уехали на дачу. Жила на даче и ревела, когда узнала, что наши уехали в интернат. Чувствовала себя такой одинокой вдали от школы, Москвы, друзей. Собирались ехать в Омск, ревела, таскала чемоданы в Москву, сидела с Риммкой. Слава Богу, не уехали. Опять жила на даче, писала письма, читала, приезжала в Москву, болтала с Дивкой. Риммка уехала в Пензу, Женя в Рязань, Валька в Куйбышев, Бобка в Омск, Дорка в Уфу. Чувствовалось, что нет уже многих в Москве. Приходилось довольствоваться обществом Дивки и частично Аички. Бомбили Москву каждую ночь. Тогда еще не привыкли к бомбежке, спускались вниз.

Помню первую бомбежку Москвы. Это было ужасно. Дали тревогу; я была на даче, мама и отец в Москве. Ну, думали, как обычно, к Москве не допустят. Уже собирались ложиться спать. Вдруг все стали выбегать на середину деревни и кричать: «Москву бомбят!» Я выбежала с дядей Васей. Вижу – вспышки зениток по направлению Москвы. Дядюшка, чтобы меня успокоить, говорит, что это ракеты с полигона. Я пошла домой и легла спать. Потом все стали кричать, что это Москву бомбят. Я встала, прошла к окну, вижу прожектора и разрывы зениток. Все, конечно, с ума сходят, я также. Стояла долго у окна, потом кричат: «Москва горит!» Вышла, вижу - зарево над Москвой. И такое меня охватило отчаяние, что жутко стало! Легла спать и долго не могла заснуть.

Теперь даже странно. Люди ко всему привыкают, и мы привыкли к бомбежкам, к войне. Свыклись с мыслью о войне. 15 сентября пошли учиться. И опять я почувствовала себя одинокой. Работали на овощехранилище, получила за три недели 38 рублей. Ходили учиться, в нетопленой школе сидели в пальто, писали скрюченными от холода пальцами. Немцы подходили к Москве. Кончили учиться. Паника. Боже, какие это были дни – 16-20 октября! Все ехали, плакали, жгли книги, шли с мешками за плечами. Думали, что день на день придут немцы. Утихла паника, немцев сдержали. Уехала Риммка, начали опять учиться.

В школе из наших я да Женя. Тоска брала, когда смотрели на пустые залы, на классы. Бросили учиться. 6 ноября – памятный день, говорил Сталин, поднялось настроение. Потом были тревоги, одна за одной. Немцы опять наступали на Москву. И вот тогда я поняла, что ничего нет для меня дороже Родины, Москвы. Никогда Москва не казалась мне такой красивой, такой родной и близкой. Немцы были в 27 км от Москвы. Был такой момент, когда они могли бы быть в Москве через 2 часа! Но они не пришли! Москва, моя Москва выстояла! Под Москвой немцы сломали себе зубы. Под Москвой начался разгром фашистов. Сейчас их отогнали от Москвы. Сейчас мы наступаем. Мы, мы! И это будет впредь! Вчера мы взяли Керчь и Феодосию! Мы победим!

И вот 1942 год наступит через 3 часа. Что-то будет в нем, в этом году? Дай Бог, чтобы он был счастливым. Да, я верю, твердо верю, что он будет годом разгрома врага, годом нашей победы! Я верую, горячо верую в нашу победу! Мы должны победить и мы победим! Иначе быть не может! Я люблю жизнь, свободу! В прошлом году я кисла. Чего кисла, почему кисла? Не знаю, глупость какая-то в голове была. Надо было жить! Все кисли и не знали, что делать. В новом году я не буду киснуть, а буду жить, жить, потому что только теперь я поняла, что значит жить. Жаль, что не будем учиться. Хочется мне в 42 году встретить наших ребятишек, учиться с ними в одном классе. Хочется мне, чтобы было у нас, как встарь. Хочется видеть милую, дорогую Клавдию Константиновну и такую простую, хорошую Ревекку. Как хочется, чтобы у нас была старая школа, старые ребята, учителя и дир! Очень хочется. Заветное желание, исполнишься ли ты?! Должно исполниться.

Новый год! Как я люблю этот день, когда наступает Новый год! Каждый год у меня была елка. Горели свечи. Было тепло, светло. А в этом году? Сижу в пиджаке отцовом, в больших валенках, у меня мерзнут руки и ноги. В комнате не стоит елка. Нет того уюта, внутреннего уюта, который был прежде. В прошлом году я сидела, писала дневник, было скверное настроение, я скучала. Не ходила на вечер, на котором было очень скучно. Читала «Хижину дяди Тома», ревела и думала, что будет в этом году. И никак я не думала, что будет война. Небо было тогда такого чудного цвета. Месяц, звезды яркие-яркие, мороз. Везде горели огни. Давненько мы не видели огней. Какой чудный будет день, когда загорятся на улицах огни! Огни победы! Нашей победы! Будет счастье, большое человеческое счастье! Радость победы! Радость жизни! Кончен год. Дай Бог, чтобы Новый 42 год был счастливым годом, годом победы!